Крысой.
Официально – ничуть не лучше Роско.
Но возможность отправить Вирджинию, Эрика Картрайта и лорда Балти в тюрьму – это, мать его, придавало сил. Сдержав самодовольную улыбку, поставил подпись в соглашении там, где Франсин, подруга-адвокат Делайлы, мне велела. Никакого тюремного заключения. И даже никакого пятимиллионного штрафа.
Откровенно говоря, я бы предпочел остаться здесь, заключая сделку с Комиссией, чем внизу.
Неофициальные открытия.
Я ненавидел их. Последние четыре года я избегал их. Они наполняли меня воспоминаниями, которые мне не нравились. Каждый следующий раз – сильнее, чем в предыдущий.
«Нэш? У вашего отца случился сердечный приступ. Он упал со здания на стройплощадке. Они вызвали скорую. Вы не очень хорошо выглядите. Я могу отвезти вас туда».
«Вы член семьи? Мистер Прескотт умер по пути в больницу. Сожалею о вашей потере. Комната скорби налево, часовня – дальше по коридору. Прошу, не стесняйтесь. Если кто-то из вас может опознать тело…»
«Я подниму простынь, это будет шокирующее зрелище. Вы должны всего лишь сказать да или нет. Это Хэнк Прескотт?»
В день, когда папа умер, я должен был быть на неофициальном открытии отеля «Фелтон» неподалеку от Истриджа. Я следил за их генеральным директором, зная, что скоро куплю здание и в конце концов волью его в империю «Прескотт отель».
День начался с выпивки и празднования, а кончился тем, что я смотрел на мертвое тело отца, потому что я ни за что не позволил бы Риду или маме проходить через это.
С тех пор я не посещал неофициальные открытия.
– Мы должны проехать с вами в офис, чтобы подписать показания и задать некоторые вопросы. – Брендон отодвинул свое кресло и кивнул паре своих сотрудников. – Это, вероятно, займет остаток дня. Я знаю, у вас здесь мероприятие. У вас есть черный ход?
– Он пока недоступен. Это не важно. – Я кивнул на двух других агентов. – Скажи Первому и Второму, чтобы сняли куртки. – Я встал вслед за Брендоном, воплощение безмятежности. – Эй, Брендон?
Он повернулся ко мне.
Я ударил. Раз. Но этого было достаточно. Кровь хлынула у него из носа, капнула на белую пуговицу и брызнула на новый ковер. Делайла никак не отреагировала. К ее чести, Франсин тоже никак не отреагировала. Один агент двинулся ко мне, но Брендон поднял руку.
– Все в порядке, – выдавил он и схватился за хрящ.
Чертовски верно.
Одно дело – беспокоить меня. Другое – преследовать Эмери.
Я понял также, что он сказал лишь потому, что обвинение в нападении пошатнуло бы мою позицию ключевого свидетеля и тем самым разрушило бы дело, от которого зависел его карьерный рост.
Брендон утер кровь рукой, размазав ее. Я не предложил ему воспользоваться уборной и не потрудился извиниться. Честно говоря, я бы сделал это снова, но тюремное заключение меня не прельщало. Кроме того, я должен был увидеть свою девушку.
Я вручил документы Брендону, который бросил на меня свирепый взгляд, прежде чем сунуть их в дипломат. Мы вышли к лифтам вместе. Он провел меня через вестибюль с кровью на лице. Для постороннего наша группа выглядела очень странно.
Это даже не походило на арест.
На мне не было наручников. На них не было ничего, что могло бы выдать в них агентов. Оговорка о конфиденциальности, которую внесла Франсин, вступила в силу, как только я подписал документ. Делайла и Франсин шли рядом со мной. Брендон и его веселая банда агентов – впереди и позади.
Колоссальный центральный элемент привлекал толпу. В центре толпы я заметил Эмери. Она уставилась на меня испуганными глазами. Застывшая. Мои кулаки сжимались и разжимались. Их сплошь покрывала высохшая кровь.
Я пробежался пальцами по волосам. Один раз.
Мы не сводили взглядов друг с друга, пока Брендон не распахнул дверь настежь. Перед отелем стоял ряд черных внедорожников. Мы направились к тому, что стоял посередине. Он схватился за ручку в тот самый момент, когда Эмери выбежала наружу.
– Стойте!
Паника отражалась на ее лице. Она погналась за нами, не дав мне и секунды, чтобы отреагировать, преж де чем прыгнула на меня и крепко поцеловала. Разрез на ее платье разошелся. Я прикрыл его ладонью, стараясь не рассмеяться над тем, насколько это все было в характере Эмери.
Конечно же, она была и глаголом, и прилагательным, и существительным.
Все еще прижимаясь ко мне, Эмери развернулась к Брендону.
– Прошу, дайте нам всего пять минут.
Какого черта она просила его?
Он пожал плечами и отошел в сторону вместе со своими агентами, Делайлой и Франсин. Я игнорировал толпу, сосредоточившись на Эмери. Она так любила слова, но, похоже, для меня их у нее не было.
– Я прочитала табличку, – наконец прошептала она, сплетая пальцы у меня на шее. – Ты сказал, я зациклена на словах, и ты прав. И все же я здесь, не зная, почему не могу облечь свои чувства в слова, думая, что любовь – слишком неточное описание, и понимая, что это не имеет значения. Это не имеет значения, потому что я не одна. Мне не нужны слова, чтобы мне не было одиноко. Влюбиться в тебя – все равно что слепо погрузиться в книгу, не зная, что ей суждено стать любимой. С тобой я чувствую то, что больше любви. Я буду любить всегда только тебя.
Я вскинул бровь, крепче обхватывая ее.
– Ты более чем любишь меня.
– Да. Мне все равно, что у тебя есть, – она бросила взгляд на Брендона и заговорила тише, – ты-знаешь-что, способное оправдать папу, пусть даже ты этого мне не сказал. Может быть, это ужасно неправильно, но меня не волнует ничего, кроме нас. Мне жаль, что я не сказала этого раньше. Я люблю тебя. Я буду ждать тебя. Сколько потребуется.
– Сколько потребуется? – Части головоломки соединились. Я опустил ее на землю, чтобы не уронить ее от смеха. Только она могла заставить меня расколоться в тот же день, как я подписал сделку с признанием. – Я не собираюсь в тюрьму, Тигренок. Я свидетель. Я заключил сделку.
– Конфиденциальную, – вклинился Брендон.
– Брендон, сделай уже что-нибудь со своей одержимостью собственным голосом. – Я сдвинулся, прикрывая ее собой. – Я заключил сделку с Комиссией. Я буду выступать свидетелем против Бальтазара, Эрика и Вирджинии. Твой отец получит отпущение грехов. Я не сяду в тюрьму. Обещаю.
Девушка, знающая все слова мира, снова потеряла дар речи. Это начинало мне нравиться.
Я потянул ее за платье, чтобы притянуть ее к себе.
– Вернешься ко мне?
– Всегда.
Эпилог
Два года спустя
Нэш
Я не верю ей, когда она говорит, что может быть счастлива.
Моя коварная лгунья.
