Мой дизайнер интерфейсов подбил меня попробовать приложение «Объединенный Истридж» и проверить функционал. Я не собирался заводить друга по переписке, по крайней мере – надолго. Если только можно было назвать Дургу другом по переписке. Интересно, другие пользователи тоже до поздней ночи занимаются сексом по переписке?
Я обхватил ладонью свой член. Делайла состроила мне гримасу и вынула свой телефон, набрала номер.
Прикрыла микрофон на нем пальцем.
– Только когда ночи холодны и он хочет трахнуть что-то помимо своей правой руки.
– Прелестная картина.
– Я думала, тебе понравится.
Я поковырялся в тарелке с завтраком и отправил в рот свежую клубнику.
– Еще одно.
– Отлично.
– Оплати бонус вчерашнему эскорту.
– Что ты натворил в этот раз?
– Выгнал ее дожидаться утренний рейс на улице. Должно быть, она попала в шторм.
– Ты засранец.
– Ты все время это повторяешь.
Появился один из охранников и подхватил сумки Делайлы. Роско побежал за ней, когда она ушла, оставив меня в одной комнате с полупустой миской для воды, все еще стоящей на полу, и лужей рядом с ней.
Одиночество иногда казалось невыносимым. Не в том смысле, что мне нужен был кто-то рядом, а в том, что я не находил разницы между тем, чтобы стоять в пустой и переполненной комнатах. Все равно с каждым вдохом я чувствовал пустоту.
Опустив взгляд на телефон, я прочел сообщение Дурги.
Дурга: Ты бы выстрелил в руку лучшему другу за пять миллионов долларов?
Как всегда, я невольно задался вопросом, не читает ли Дурга мои мысли.
Бенкинерсофобия: У меня нет лучшего друга.
Дурга: Я удивлена этим фактом так же, как чирлидерша, за которой гонится мужчина с мачете на пятой минуте третьесортного фильма.
Я фыркнул, прежде чем набрать ответ, который, я знал, заставит ее рассмеяться.
Бенкинерсофобия: Сделал бы это за двадцать.
Дурга: За двадцать можно включить и расчлененку.
Копаясь в заметках на столе, я готовился к встрече с дизайнерами. Той, на которой я планировал лицом к лицу встретиться с Эмери Уинтроп, моей маленькой лгуньей, и попытаться сделать ее жизнь такой же невыносимой, какой она сделала мою.
Она напоминала мне крысу, которой я считал Роско, и хотя я не мог избавиться от нее, не разозлив своего брата, я бы с радостью запер ее в коробке, из которой она бы не смогла выбраться.
И может быть, всего лишь может быть, когда я узнаю, где скрывается Гидеон Уинтроп, я бы отпустил ее.
Справедливо.
Я стал причиной развала своей семьи, она – станет причиной падения своей.
Глава 17
Эмери
Утро после встречи с Нэшем стало Апокалипсисом. Никаких наводнений, полных мертвых морских обитателей. Никакой разверзшейся и поглотившей меня целиком земли. Это было бы слишком просто.
Бен склонился поцеловать меня, его нос уткнулся мне в затылок.
Он шептал банальщину.
– Поцелуй меня, Дурга, – когда он отстранился, это был не безликий аватар из социальной сети, у него появились черные как смоль волосы и жестокие карие глаза.
Нэш.
– Жалкое зрелище, – протянул он, проводя пальцами по моей ключице.
Я задыхалась.
Охваченная желанием.
Отчаявшаяся.
Жаждущая его.
Мокрая.
Он щелкнул меня по носу и фыркнул:
– Ты не кончишь раньше меня.
Нэш сидел на мне верхом, не утруждаясь тем, чтобы не придавить меня своим весом. Он вывалил член из джинсов и дрочил мне на грудь. Он был такой же, каким я его помнила: толстый, с двумя венками, по всей длине с каждой стороны, которые мне хотелось облизать.
Длинные струи спермы брызнули мне на лицо и грудь, и я кончила одновременно с ним, выкрикивая его имя так, будто оно принадлежало мне.
– Нэш! – Я кричала это так, будто мне снился кошмар.
Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей в гардеробной. Темно. Пусто. Я тяжело дышала. Никакого Нэша, только новое пятно на изодранных простынях между ног.
Голод поднял ураган в моем животе. Головокружение замутило взгляд, пока я пыталась заставить себя снова заснуть.
«Еще два часа до собрания. Ты можешь, Эм».
Еще два часа без еды. Может быть, на собрании подадут завтрак.
Мой план был в том, чтобы съесть крекеры, которые я украла на вечеринке, но Нэш забрал их вместе с моим кошельком. Иронично, учитывая то, что Нэш был человеком, который кормил меня, когда мать отказывалась давать мне деньги на обед.
– И вот так спаситель становится злодеем, – прошептала я в темноту комнаты.
Полароидный снимок звездного неба в моем бумажнике был единственной вещью, что напоминала мне об отце и заставляла думать о нем без ненависти.
Золотой тигр с обратной стороны должен был символизировать меня.
Воин.
Тот, кто выживет.
Боец, который никогда не сдается.
Но после множественных угроз, поступивших после «Уинтропского скандала», я злыми, жирными буквами написала внизу: «оседлай меня» – как напоминание о том, что тигр не был воином.
Тигр был оседлан.
Дионисом.
Дургой.
Дионис и Дурга были богами.
Они были воинами.
А тигр? Всего лишь прославленная домашняя зверушка.
Фотки Рида и открытка Тедди Григера служили незапятнанными воспоминаниями о моем детстве. Снятый на полароид ряд размытых чернил и пикселей. Моменты, ценности которых я не понимала, пока они не стали блеклыми воспоминаниями.
В те дни, когда я чувствовала себя жалкой, я смотрела на эти фото и напоминала себе, что я, может, и просто человек, но во мне тысячи воспоминаний, миллион чувств и бесконечная любовь.
Я была неизмерима.
А теперь поместье Уинтропов принадлежало кому-то другому, а это значило, что кто-то владел всеми моими воспоминаниями.
И Нэш украл единственные, которые у меня еще оставались.
Я не знала, кто был хуже.
Безликие монстры или монстр, которого я знала.
В самый разгар влажного сна с участием извращенного гибрида Нэша и Бена, я проснулась во второй раз от мучительного похмелья и письма мамы, на которое я ответила, – второе знамение Апокалипсиса.