– Я написала заявление об увольнении. Четыре года назад. – Делайла плотнее запахнула куртку. – Потом я увидела тебя в том итальянском заведении на Восьмой. Ты вошел с бездомной женщиной. Они не захотели ее обслуживать, и ты ушел оттуда. К тому времени, как мне принесли «королевский десерт», ты отвел ее в салон, подстричься, переодеться и накраситься, а сам вернулся, сделал заказ для нее и дал всем по тысяче баксов чаевых, кроме того засранца, который отказался ее обслуживать.
Она провела рукой под глазами, хотя не пролила ни слезинки, и добавила:
– Ты вернул ей достоинство, потому что ты – хороший человек, хочешь ты в это верить или нет. Иногда мне хочется, чтобы ты дал себе передышку.
Я был почти благодарен ей за ее речь.
Почти.
А потом она все испортила, добавив:
– Ты винишь себя в том, что твой папа…
– Делайла, – предупредил я. Резко.
Это подпадало под раздел «мать-твою-не-суйся-туда» в нашей дружбе.
– Ладно, – она вскинула руки, заставив сумку взлететь. Роско взвизгнул, – никогда не говори об этом. Живи жизнью невыносимого придурка и умри в постели, скрашивая одиночество оплачиваемыми свиданиями. Ничто из этого не изменит того факта, что я знаю твою тайну.
В одну секунду она прекратила выбешивать меня, включив ту часть меня, которая стремилась во что бы то ни стало разрушить все. Я был на тропе вой ны, готовый уничтожить своего единственного друга только затем, чтобы мои тайны умерли со мной.
А затем она открыла рот, и я расслабился, когда она закончила словами:
– Глубоко внутри ты – хороший человек.
Я надоел ей, не говоря ни слова, она развернулась и нажала кнопку лифта с той же энергией, с какой бьют ножом того, кто на тебя нападает. И это была вся наша дружба в двух словах. Она выступала против меня. Я позволял ей это. В конце концов я не сдвинулся с места, но, по крайней мере, у меня был кто-то, кому было не плевать и кто не пытался дорваться до моего члена. Мы даже никогда не обменивались ни объятиями, ни рукопожатиями. Делайла знала мои границы. Контакт кожа к коже был одной из них. Я мог прикоснуться к кому-нибудь, но будь я проклят, если позволю кому-то прикоснуться ко мне.
Я бросил врученные мне листы в корзину у лифта и пошел дальше по коридору, остановившись, не дойдя до дверей конференц-зал. Со своей выгодной позиции я мог наблюдать за всеми так, чтобы никто из команды дизайнеров меня не заметил.
Мой взгляд сосредоточился на Дурге, в голове крутились сообщения Дурги.
Как к грязи.
Хуже, чем к грязи.
Эмери сидела на диване, ее взгляд был прикован к телевизору, к тому моменту, где Ариэль подвергалась рыбьей версии пластической хирургии, чтобы угодить своему мужчине, потеряв способность говорить в процессе, но, знаете, этой женщине и без того нечего было сказать.
(Примечание на память: если у Рида когда-нибудь будет дочь, нельзя позволять ей смотреть мультфильмы о принцессах, не прочитав предварительно разбирающее их эссе).
На Эмери была черная толстовка с капюшоном, расстегнутая и лишь внизу прихваченная слегка на молнию, футболка с надписью «экседентезиаст», и это, насколько я знал Эмери, вполне могло быть названием венерической болезни. Черные ботинки выглядели так, будто ими давили виноград.
Тем временем Кайден был одет в костюм-тройку, дополненный сложенным вдвое полосатым платком в нагрудном кармане. Другие девушки пришли в платьях и на каблуках, их волосы были уложены, а лица наштукатурены.
– О, ради бога! – Молния Эмери расстегнулась, когда она всплеснула руками, едва не задев блондинку, сидевшую на диване рядом. Она повернулась к блондинке, вскинув брови. – Скажи, что это тебя тоже бесит, Ида-Мари.
Широко раскрыв глаза, поразительно похожая на азиатского долгопята, Ида Мари пробормотала:
– Эм… что?
– Не обращай на нее внимания, – ответила сидевшая за одним из столов Ханна, не отводя взгляда от монитора. Она говорила резко, без каролинского протяжного произношения, смягчавшего гласные. – Последние тридцать минут она только этим и занимается.
– Последний час, – поправила Шантилья с другого конца стола. Ее крошечное алое платье задралось до бедер, когда она наклонилась вперед и, прищурившись, всмотрелась в экран.
Торнадо постоянно нажимаемой клавиши F5 не смогло сбить Эмери с толка. Она указала на телевизор, на этот раз едва не стукнув сидевшего слева Кайдена. Я знал его по нашему прошлогоднему проекту в Редондо Бич. У него был острый глаз, острый ум и британский акцент, благодаря которому он видел больше задниц, чем крутятся у шеста в стриптиз-клубе.
Эмери встала и повернулась к Кайдену и Иде Мари.
– Эта цыпочка полностью меняет свою внешность ради парня, затем ее выносит на берег, а чувак принц видит горячую голую штучку и хочет ее трахнуть? Вы серьезно? – Ее южный акцент становился сильнее, когда она заводилась. Широко распахнутые глаза и рот, она была похожа на маньяка за секунду до того, как охрана выведет его из здания в наручниках. – Да это хуже «Титаника»!
– А что не так с «Титаником»? – Ида Мари скрестила руки и чуть отодвинулась от Эмери. – Он романтичный.
– Он был бы романтичным, если бы Роуз подвинулась.
– А как насчет «Белоснежки»?
– Ей четырнадцать, Ида Мари. Четырнадцать! – Эмери покачала головой, затем откинула в сторону упавший на лицо шнурок толстовки. – Белоснежка доверилась двадцатилетнему парню, с которым встретилась в лесу, потому что он спел ей. Спел. А королева завидует красоте четырнадцатилетней девочки и решает отравить ее. Невероятно. Не нужны ей были семь гномов. Хватило бы ножа и двух мешков для тела.
– Ты пугающе жестока. Она вскинула подбородок.
– Спасибо.
Шантилья подняла руку и взглянула на часы.
– Две минуты десятого. Он уже должен быть тут.
Верно, но я не спешил заканчивать это занимательное представление. В другой жизни мне, может, понравилась бы Эмери. К сожалению для нее – лгуны и убийцы привлекали меня так же, как поцелуи с Эйблом «Маленьким Членом» Картрайтом. Я бы предпочел скорее положить голову на гильотину.
– Кто уже должен быть тут?
Шантилья проигнорировала вопрос Эмери и указала на ее футболку.
– Что на тебе надето?
– Я тут уже час. Если тебе не нравится то, что на мне надето, стоило сказать мне это, пока у меня было время переодеться.
– Это служебный офис. Я не обязана говорить тебе, что являться на собрание в джинсах и конверсах неприлично. Делайла Лоуэлл, может, и обеспечила тебе эту работу, но я не играю в фаворитизм в моем отделе.
– Это строящееся здание, – поправила она. Ее взгляд опустился на лабутены Шантильи. – Где по технике безопасности все еще следует носить ботинки с закрытыми носами.
