Дурга: И кто меня заслуживает?
Бенкинерсофобия: Не он.
Когда я снова бросил взгляд на Шантилью, она все еще говорила. Я постучал по своим наручным часам с бриллиантами «Гра» и сказал:
– Быстрее переходите к делу. У вас осталось одно предложение.
Она переступила с ноги на ногу, раздумывая, что сказать.
– Нам не хватит бюджета, чтобы нанять еще одного дизайнера.
Мне нужна была Мэри-Кейт. Мэри-Кейт не болтала. Где, мать ее, была Мэри-Кейт?
– Превысьте бюджет. – Я указал на дверь. – Закроете за собой.
– Нет, – вмешалась Делайла. – Мы должны оставаться в рамках бюджета. Контракт в Сингапуре может потребовать дополнительных… рычагов.
Взятки.
Она имела в виду взятки. Я, черт возьми, ненавидел всех. Я вздохнул, откидываясь в кресле, чтобы взглянуть на Делайлу.
– Наймите еще одного стажера.
Делайла не потрудилась взглянуть на меня, когда ответила:
– Нет.
– В смысле, ты этого не сделаешь или у меня недостаточно денег, чтобы нанять еще стажера? – Я открыл еще одну вкладку в браузере и проверил свой банковский счет.
Ага.
«Все еще безобразно богат».
– Ты платишь своим стажерам так, как будто они работают на тебя уже десять лет. Это, по сути, то же, что нанять опытного работника, – она изогнула бровь, – только ты не нанимаешь опытного.
– Ты преувеличиваешь, – сказал я, открывая контракт Эмери, чтобы убедиться в этом.
Годовое жалованье: сорок тысяч сто сорок пять долларов. Не самый потрясающий доход, но после уплаты налогов останется около двух с половиной тысяч в месяц. Тем не менее, это было больше, чем зарабатывали папа и мама, работая на Уинтропов.
Кроме того, у нее был трастовый фонд, который мог бы заставить рыдать ее чрезмерно накачанную ботоксом мать, а в лице Вирджинии было больше пластика, чем в грузовике доставки «Лин Кузин». Работая в «Прескотт отеле», Эмери занимала рабочее место, которое могло спасти кого-то другого.
Может, я и мог платить своим стажерам меньше, а может, я мог стать корпоративным мошенником, создающим проблемы, подобные тем, что обрушились на моих родителей.
«Нет, спасибо, катитесь к черту».
Делайла накарябала подпись внизу какой-то бумажки и добавила ее в гору бумаг на своем столе.
– Я не преувеличиваю.
Голова Шантильи вертелась между нами, словно мячик для игры в пинг-понг.
– Еще разок, каков мой собственный капитал? – спросил я.
Делайла уронила свою ручку «Конвей Стюарт» и сунула в рот ложку йогурта, не потрудившись стереть часть, которая упала на стол.
– Не так высок, как тебе нравится думать, учитывая, сколько ты отдаешь на благотворительность. С содроганием думаю о том, что было бы, правь ты миром. В твоем словаре есть понятие «финансовая ответственность»?
Да, равно как и искупление.
Я прикусил язык.
Эта схватка назревала давно, но я не собирался устраивать ее перед отчаявшейся и давно потерянной кузиной Джессики Реббит.
– Вы занимаетесь благотворительностью? – Шантилья захлопала ресницами и тронула прядь волос. – Несколько лет назад я пожертвовала кровь Красному Кресту.
Я коротко взглянул на нее.
– Хасмофил, вы ставите себя в неловкое положение.
Острые ногти цвета крови впились в мягкую спинку кресла за три тысячи долларов, в которое она пыталась сесть.
– Меня зовут Шантилья.
Делайла отложила ручку и внимательно наблюдала за нами, ее взгляд лучился весельем.
– Как можно перепутать Шантилью и Хасмофила?
Хороший вопрос. Ответа у меня не было.
– В крайнем случае, – продолжила она, – можно было перепутать с Шартрез.
– О, у вас такое чувство юмора, Делайла. Шартрез. – Шантилья замолчала на полуслове, впившись пальцами в обивку кресла. – А что значит «хасмофил»?
Делайла изобразила терпеливую улыбку, в которой чувствовалась снисходительность.
– Любитель укромных уголков и закоулков.
О.
Эмери.
Всегда Эмери.
Она носила футболку с надписью «Хасмофил», когда проходила свой «сумеречный» период, читая в каждом уголке дома, мигрируя в соответствии с перемещениями Вирджинии. Где бы в поместье ни находилась Вирджиния, я мог ручаться, что Эмери будет сидеть в прямо противоположном конце дома, подтянув колени к груди, и читать в каком-нибудь укромном закутке.
И я уже готов был пожертвовать свой мозг науке, чтобы найти средство от болезни, заставлявшей меня постоянно думать об Эмери.
– Делайла, – начал я.
– Я знаю этот тон достаточно хорошо, чтобы понять, я на это не соглашусь. – Она обернулась к Шантилье: – Прикройте уши.
– Что? – Взгляд Шантильи умолял меня спасти ее. Я не стал этого делать.
– Прикройте уши, Шартрез.
Делайла отвечала мне. Я позволял ей. Даже наслаждался этим. Но она знала, что этого не следует делать перед посторонними.
– Переведи временного сотрудника из своего отдела в отдел дизайна, – сказал я, как только Шантилья прикрыла уши.
– И не подумаю, – Делайла скрепила стопку бумаг с энергией игрока, ныряющего в конечную зону, – мы и так загружены.
– Тогда, может быть, ты?
– Ха-ха. Как смешно. Сделаешь карьеру стендап-комика, если не выгорит с отелями… а оно не выгорит, если ты продолжишь платить работникам больше, чем стоит их рабочее место, и будешь дальше превышать бюджеты проектов.
(Для протокола: я платил хорошо, потому что компания начала наем сотрудников с бедной половины жителей Истриджа. Той половины, которая сильнее всего пострадала от предательства Гидеона. Что мне оставалось делать? Платить тем, кто не из Истриджа, меньше?)
Делайла наклонилась потрепать Роско, когда он припал к ее голени, и безжалостно продолжила:
– И если ты не шутишь, а я знаю, что ты шутишь, потому что это не может быть всерьез, я не могу перевести одного из своих временных. Я уже работаю на удаленке, что является проблемой, которая отнимает у меня много времени. Плюс я занята продлением контракта с мужем.
– Ты о ваших супружеских обетах?
– Нет, я о своем брачном договоре, – она протянула это так, будто я был тормознутым идиотом.
– У тебя брачный договор с мужем? Кто так делает?
– Юристы. Этот мудак хочет, чтобы в этом году туда был вписан анал. – Шартрез поперхнулась. Я уже и забыл, что она тут… – А я хочу двоих детей. – Делайла повернулась к рыжей. – Шартрез, дорогая, я сказала, прикройте уши. Я не стану повторять. – Она снова обратилась ко мне. – Мы вступили в переговоры.
