– Я никого не считаю особенным, – я покачала головой, не в силах сосредоточиться на ответе. Он по очереди дразнил мои соски, – никого нельзя назвать особенным. Все просто хотят быть таковыми.
Это было, пожалуй, самое искреннее, что я говорила кому-либо, кроме Бена, за очень долгое время. Слишком искреннее для этой ситуации. Все это должно было быть грубым, уродливым, грязным сексом, призванным стереть его из моей жизни. Это не должно было выглядеть как интервью с Опрой.
Часть меня хотела потребовать, чтобы он меня уже трахнул, но я не стала делать этого. Я отказывалась играть по его правилам.
Он хотел вынудить меня сделать это.
Мучить меня.
Заставить умолять.
Доказать мне, что я хочу его, а не наоборот.
И в конце концов, когда мы закончим поклоняться телам друг друга, оба потные, оба измученные, будем задыхаться, он все равно каким-то образом выйдет победителем. Я знала это и все равно хотела его.
– Скажи это миллионам долларов дохода, которые «Прескотт отель» получает ежегодно с одних только дней рождения, – пальцы Нэша вернули мои пальцы к моей киске, когда я попыталась убрать их. Вместе мы прошлись вниз по моей щели. – Откройся. Держи пальцы там. Умоляй меня пройтись языком от твоей киски до твоей задницы.
– Дни рождения – ложь, – сказала я, игнорируя половину его приказов. Я держала себя открытой для него, чувствуя себя слишком обнаженной под его внимательным взглядом, но я отказывалась умолять его. Я не принесу ему этого удовольствия. У этой комнаты не было двери. Любой мог вой ти и увидеть полностью одетого Нэша, пока я раздвигаю для него свою щель, – общество дает тебе этот день для праздника, и предполагается, что в этот день ты должен чувствовать себя особенным и уникальным, но правда в том, что, по статистике, ты делишь свой день рождения с двадцать одним миллионом других людей, и именно это делает его особенным. Нити, которые связывают людей, вот что нужно праздновать.
Он был согласен со мной. Я видела это по дернувшимся желвакам и по тому, как замерли его пальцы на моих бедрах, остановившись ровно под краем футболки. На секунду они впились в мою кожу, потом отпустили. Плоть отметили крошечные вмятины.
– Неведомая… – Он разорвал мою футболку посередине, пока две половинки не повисли свободно на плечах, – Твоя футболка – ложь, а я ненавижу ложь.
Он не дал мне шанса ответить.
Он развернул меня, прижал лицом к окну и связал мои запястья за спиной своим ремнем. Моя грудь была выставлена напоказ всему пляжу.
Я молилась, чтобы никто не увидел.
Я молилась, чтобы увидели все.
Желание играло с разумом злые шутки. Я не знала, чего хочу, но знала, что сойду с ума, если он не даст мне кончить сейчас.
Он ударил меня ладонью по ягодицам. Дважды. Не дав мне и секунды, чтобы собраться с мыслями.
– Я велел тебе умолять меня пробежаться языком от твоей киски до задницы, Эмери.
Он был бурей, хаотичной и изменчивой. Но я никогда не убегала от бурь. Я преследовала их.
– Прекрати притворяться, будто я единственная хочу этого, – застонала я, ненавидя себя за то, что выгнула спину, подставляя ему зад, – я не стану умолять.
– Ладно. Тогда ты не кончишь.
Моя влага проложила дорожку вниз по бедру, я не видела его, но знала, он увидел это. Осознание покалывало щеки, окрашивая их. Он погрузил палец между моих ног сзади и размазал мою влагу вверх и вниз по моей щели, подтянув ее к отверстию, которого раньше никто не касался.
Я инстинктивно сжалась от прикосновения.
– Что ты делаешь?
Нэш отступил, не ответив. Я обернулась, проследив его путь до несобранных шкафов в углу. Он взял дверную ручку, из тех, которые мы с Идой Мари считали похожими на анальные пробки.
Предвкушение наполняло меня изнутри, но я чувствовала, что должна отказаться, дабы сохранить собственное достоинство.
– Что бы ты ни задумал, нет.
Он и правда сунет дверную ручку мне в задницу? Перс пектива заставила меня дышать глубже, так, что запотело стекло.
– Говоришь, что не хочешь этого? – Он подошел ко мне сзади, поднял мой подбородок так, чтобы я смотрела на толпу на пляже, и провел холодным металлом ручки вдоль моей щели. Она легко скользила по коже, такая влажная, гладкая и холодная.
Руки покрылись мурашками. Мои тяжелые вздохи сильнее прижали мои соски к стеклу. Мне хотелось сунуть пальцы между ног и облегчить желание, но связанные руки отказывались двигаться.
– Это не зал заседаний, Эмери. Ты не в том положении, чтобы спорить. Ты либо хочешь меня так, как есть, либо нет. Сделай выбор, потому что второго шанса у тебя не будет.
Я чуть покачнулась, проведя сосками по стеклу, обдумывая это. Он шагнул ближе ко мне, его дыхание касалось моей шеи.
– Сейчас или никогда, малолетка. – Нэш прижал подушечку большого пальца к одной из половинок моей задницы и надавил, приоткрывая мою дырочку.
Я знала, что в этот момент игра окончилась.
Он выиграл.
Я проиграла.
Старая, как мир, история.
Нэш играл нечестно.
Всегда.
И никогда не будет честно играть.
– Сейчас, – прошептала я, и это было похоже на смертный приговор.
Но мое тело так не считало.
Я дрожала в предвкушении, все нервные окончания были напряжены. Как и во всем, что касалось Нэша, я подозревала, что возненавижу это так же сильно, как и полюблю. Я подозревала, что по ночам буду ворочаться с боку на бок. Вспоминать каждое прикосновение, каждое мгновение, каждый вздох.
Я подозревала, что стану одержима.
– Хорошая девочка. – Он обхватил мою задницу ладонью. – Выгни спину и подставь мне свой зад.
Я отставила его, прижав груди к стеклу так сильно, что соски защипало. Жар солнца согревал мою кожу, но прижатые к окну соски оставались каменными. Я вздрогнула, когда он снова провел дверной ручкой вверх и вниз по моей щели.
Нэш склонился позади, не дав мне и секунды, чтобы прийти в себя, прежде чем пробежал языком от одного отверстия до другого.
– Мне интересно, какова на вкус вся твоя ложь, – прошептал он в мою щель, прежде чем погрузил язык внутрь меня.
Я вырывалась из ремня и выкрикивала его имя.
– Нэш! – Я стонала. Меня трясло. Разрывало на части от злодея, похоронившего свою душу в моем прошлом. – О боже. Так близко.
Он только начал, а я уже едва не кончала.
Такая жаждущая.
Такая невинная.
Такая неопытная.
Его малолетка.
Нэш цыкнул.
