– Ты не дал мне закончить, засранец. Вирджиния держит его у меня над головой, шантажируя каждые десять секунд и меняя условия моего траста.
Мои руки тряслись. Я сцепила их и спрятала под прилавок, совершенно не собираясь показывать ему, как я напугана.
Меня не волновало, что деньги для него всегда были больной темой.
Меня не волновало, что его родители выбивались из сил, чтобы накормить семью.
Меня не волновало то, что он ненавидел сверхпривилегированных жителей Истриджа, которые не испытывали благодарности за безопасность, которую обеспечивало им их богатство.
Мне было все равно, что бедность, мой отец и отсутствие лечения убили отца Нэша.
Я не думала об этом.
Я думала о своей гордости.
О потраченных впустую ночах, в которые я ворочалась с боку на бок, вспоминая его прикосновения.
О восхитительной плети, которой его слова опускались на мою кожу. О том, как он обращался со мной, как будто я была недочеловеком из-за того, что была Уинтроп.
О том, как я когда-то поклонялась ему, чтобы разочароваться, узнав, что он злодей.
О том, как я все еще жаждала его.
Нэш пожирал меня, словно сердце бури. Я была заперта снаружи без укрытия, вынужденная терпеть безжалостное истязание, не в силах его прекратить.
Я не выбирала своих родителей, но я могла выбрать, прикусить или нет язык, и я была чертовски уверена, что не стану этого делать.
Тон Нэша был жестче натянутой проволоки.
– Насколько я помню, у тебя двое родителей, и твои оправдания менее занимательны, чем эпизод «Семейства Кардашьян».
– Я не разговаривала с отцом четыре года.
Это заставило его замолчать. На целых две секунды.
Затем его лицо посуровело, как будто он не поверил мне, и он наконец, наконец-то, понизил голос. Из-за этого его слова прозвучали как шипение.
– И я плачу тебе больше сорока тысяч. Я понимаю, что это ничто для избалованной принцессы, которая всю свою жизнь прожила в позолоченном замке, но есть ли в твоем теле хоть капля ответственности?
– Да. Вот она, – я помахала перед его лицом средним пальцем. Я повысила голос, чтобы слышали все, – и для справки, это больше твоего члена и по ощущениям лучше.
Я развернулась, вцепившись в свой горчичного цвета поднос, как в спасательный круг. Я до боли прикусила язык, чувствуя во рту вкус крови и разочарования. Множество глаз уставилось на меня, но я была не из тех, кого унижает массовое осуждение.
Нет, меня трогали и выбивали из колеи лишь карие глаза и быстрый, как хлыст, язык.
Когда я взглянула на свою еду, она показалась мне жалкой.
Я ощущала себя жалкой.
Индейка дразнила меня.
Она выглядела сухой.
Сморщенной.
Одинокой.
Теперь моим тотемным животным был даже не чихуахуа по кличке Мучача.
Это был грязный, жалкий кусок индейки, который я все же намеревалась съесть, потому что была голодна и в отчаянии, и два удара сердца отделяли меня от того, чтобы бросить все и побежать к Вирджинии с протянутыми ладонями с собственным поводком в них.
Но Нэш был прав в одном.
Я была принцессой, и я поменяла свои бальные платья на поля сражений.
Он начал битву, но я выиграю вой ну.
Глава 28
Эмери
Насмешки Нэша задели меня, но я проигнорировала его, потому что он не заслуживал этого. Он пялился на меня со своего места на диване.
Наблюдая.
Ожидая.
Не говоря ни слова.
Охотник, довольный тем, что выслеживает свою добычу.
Моя погоня за статуей Сизифа была для меня не столько наказанием, сколько отсрочкой от общения с Нэшем. Теперь я должна была сидеть в этом офисе весь день, а он смотрел на меня так, словно не был уверен, как бы он хотел убить меня.
Я старалась избегать столовой в часы пик в течение недели после нашей стычки, но во время работы я все еще вынуждена была сидеть с ним в одной комнате.
– Я просто говорю, что вы с Нэшем всегда вцепляетесь друг другу в глотки, я никогда такого не видела. Никто не может противостоять ему, – Ида Мари говорила шепотом.
Она поправила швейную машинку. Мы заняли стол Нэша, чтобы перешить сотню текстурных серых штор, которые при той же длине стоили дешевле.
– Все должны, – пробормотала я в ответ, – он тиран.
Я родилась с чувством собственного достоинства, и я намеревалась использовать его в полной мере. Цветы увядают. А девушки – нет.
– Тиран, выступить против которого не хватает духу ни у кого, кроме тебя. – Она склонилась ко мне, в этот раз посмотрев проницательно. – Ты либо хочешь умереть, либо… Я не знаю.
Я подтолкнула плотную ткань в машинку, сильнее надавив на педаль, впервые за много лет почувствовав себя в своей стихии.
– Думаю, ты слишком много вкладываешь в это. Я ненавижу тиранов, а он самый опасный из всех, кого я когда-либо встречала.
Преуменьшение.
По сравнению с Нэшем Ганнибал Лектор выглядел, как пушистый котенок.
У Иды Мари хватило порядочности выглядеть пристыженной.
– Прости. Я подумала, может быть… Он тебе нравился? Он кажется определенно увлеченным тобой, – она на секунду отняла руки от занавески, отчего стежок повернул влево, – это звучит как слова пятилетки, рассуждающей о влюбленностях в детсадовской группе, но вы двое так смотрите друг на друга…
– Ага, и это твердое нет.
На самом деле я неплохо справлялась, избегая встреч один на один с ним с тех пор, как он ушел, так и не занявшись со мной сексом.
Если не считать инцидента в столовой.
Я не могла видеть засос на собственной шее, но он там был, напоминая о себе всякий раз, как я вспоминала, каково это, когда тебя осуждает кто-то, кого я когда-то уважала. Кого-то, кого Эмери с детства считала спасителем.
– …но я натягивала сову на глобус, – продолжила Ида Мари. – Он все равно ходит везде с Делайлой.
Я никогда не разговаривала с Делайлой, но видела ее достаточно часто, чтобы знать, что на пальце она носит обручальное кольцо размером с небольшую страну. Нэш был ублюдком, но верным и гордым. Интрижки или соперничество с другим мужчиной не были в его характере.
«Мэг», с другой стороны, была честной игрой.
И почему, черт возьми, это имело значение?
Ответ: это не имеет значения.
Единственное, что мог мне дать Нэш, – это сексуальную разрядку, а для этого у меня был Бен. Наш телефонный секс в последние несколько недель был интенсивнее обычного, как будто нам обоим нужно было избавиться от наших разочарований с помощью оргазмов.
