Вирджиния никогда не беспокоилась обо мне.
Я поменяла 4B на 9B, чтобы раскрасить средний палец.
Ида Мари отложила свой набросок и сморщила нос, глядя на него.
– Это ужасно. – Она вздохнула, разорвала лист из скетчбука, смяла его и начала снова. Между нами громоздилась гора выброшенных набросков, словно забытая игра в дженгу. – Просто Нэш Прескотт смотрит на тебя так, что…
Шантилья подошла к нам.
– Как он на нее смотрит?
– Как будто он разочарован во всем дизайнерском отделе, – солгала Ида Мари. – За превышение бюджета на мебель, которую мы заказали. Эмери выбирала ковры.
Я прикусила язык прежде, чем выпалила, что ковры были с распродажи и бюджет превысили все, кроме меня. Мы обе знали, что у Шантильи нос как у акулы и она вынюхивала все обо мне и Нэше, как акула ищет кровь.
– Нэш прав. – Шантилья расправила скомканный набросок Иды Мари, закатила глаза, снова скомкала его и выбросила в мусорное ведро, прежде чем снова обратить внимание на меня. – Не позорь меня. У тебя, может, и протекция Делайлы Лоуэлл, но как исполнительный директор мистер Прескотт выше ее по должности.
– Сэр, есть, сэр. – Я издевательски отдала честь. Если она хотела относиться к компании Нэша, как будто это военное учреждение, я изо всех сил буду потакать ей, но заставлю ее чувствовать себя нелепо.
– Я серьезно, Эмери. – Она пошла к позвавшему ее К ай ден у.
– Она ненавидит тебя. – Бессмысленное замечание Иды Мари повисло между нами. Нож с тупым лезвием. – Вражда с ней не поможет.
– Я знаю, но мне не хватает контроля, чтобы остановиться. Она возненавидела меня еще до того, как я с ней заговорила, а я не люблю хамов.
– Она ненавидит тебя лишь потому, что ты знаешь Делайлу Лоуэлл, а Шантилья уже три года пытается пробиться наверх по пищевой цепочке. Кстати, откуда ты знаешь Делайлу?
Я вырвала из блокнота свой набросок среднего пальца, гордо положила его на журнальный столик и вернулась к другому наброску, который начала ранее.
– Я не знаю ее. Я видела ее раньше, но на самом деле я никогда не встречалась с ней официально. Она просто подруга моего друга.
– Красавчик?
– Почти женатый.
Я игнорировала сообщения и звонки Рида, потому что у меня не было для него никаких слов, кроме как: «Не делай этого». Я никогда не понимала Рида и Бэзил. У них не было ничего общего, кроме цвета волос.
Ида Мари заглянула в мой альбом и издала:
– О-о-о-о-о. Определенно красавчик.
Я взглянула на свой рисунок, боясь, что случайно нарисовала Рида или, что еще хуже, Нэша. Вместо этого на меня смотрел контур лица другого мужчины. Его визитка все еще горела у меня в кармане. Надпись – «Комиссия по ценным бумагам и биржам США» – будоражила меня всякий раз, как я смотрела на нее.
Я чуть не подавилась, когда поняла, откуда его знаю.
Брендон Ву вошел в мою жизнь в тот день, когда она развалилась.
Глава 35
Эмери, 18;
Нэш, 28
Эмери
Казалось, плохие вещи случаются, когда мир выглядит лучше всего. Красные клены, которыми гордились жители Истриджа, начали опадать. Сангвинические листья окрашивали город в яркие оттенки. В этот сезон Истридж мог бы служить съемочной площадкой, но мы никогда не были слишком любезны к незнакомцам, особенно голливудским.
Температура колебалась где-то между свитером и узкими джинсами с топом на бретельках, поэтому я выбрала футболку с надписью «Укиё-э» и свои черные джинсы в обтяжку. Вирджиния взбесилась бы, если бы увидела меня, но в последнее время она вела себя очень странно, так что я, вероятно, вылетела у нее из головы. Я вернулась из продуктового с пакетом чипсов в руке, протестом на лице и черной маминой кредиткой в заднем кармане джинсов. От мысли о том, что Вирджиния поймает меня, дрожали руки и ноги. Я приветствовала эту дрожь, она означала, что что-то сдвинулось, пошатнулось, изменилось.
Строгий приказ прислуге конфисковывать у меня любые перекусы был проигнорирован, когда я открыла дверь дюжине незнакомцев. Я узнала их ветровки из фильмов, жирные желтые буквы «ФБР» на спине.
У некоторых красовалась надпись «Комиссия по ценным бумагам и биржам», и, живя в городе грешников, я знала и эти буквы. Только никогда не ожидала увидеть их в своем доме. Доме, которым владел отец. Безупречно чистый, во всем хороший парень Гидеон Уинтроп.
Должно быть, это была ошибка.
Люди входили в папин кабинет и выходили оттуда, держа документы и файлы, несколько картин и его ноут. Даже деревянные часы, которые я сделала для него: с кривыми краями и неумелой гравировкой – о ни забрали и их.
Мой взгляд искал и не нашел папу… или Вирджинию. Я позже узнала, что следователи не нашли ничего конкретного, папа не был арестован, но было найдено очень много незначительных косвенных улик, чтобы начать очень официальное, очень публичное расследование. Когда вскоре после этого папина компания распалась, это с успехом можно было бы считать признанием вины.
Но в тот момент меня не волновало будущее. Паника заставила меня бежать.
Никто не остановил меня, когда я выскочила через черный ход и побежала к коттеджу Прескоттов.
Дом выглядел заброшенным, потом я вспомнила, что Бетти уехала с Хэнком на ежегодную встречу с врачом, Нэш уже не жил тут, а Рид уехал с Бэзил на весь день на экскурсию по университету Дьюка. Отсюда мне не слышно было агентов в доме. Закрыв глаза, я могла убедить себя, что их не существует.
Ключ в моем кармане искушал меня. Я могла открыть дверь, но я не хотела впутывать Прескоттов в дела, которые не имели к ним никакого отношения. И мысль о том, чтобы посмотреть им в глаза, ужасала меня. Только не тогда, когда никто из нас уже не будет прежним.
Итак, я сложила руки на груди перед коттеджем, отказываясь пересекать невидимую черту за этим нелепым, наполовину черным, наполовину синим почтовым ящиком. Даже когда кто-то подошел и встал рядом со мной, глядя на крошечный домик.
Не помню, как долго молчание висело в воздухе, прежде чем он спросил:
– У вас есть ключ?
– Нет, – солгала я, отказываясь смотреть на него, потому что, посмотрев, сделала бы все еще более реальным, чем оно уже было.
Это была не я. Я была не из тех, кто стоит сложа руки, пока мой мир рушится вокруг меня. Я была из тех, кто сопротивляется, вгрызаясь в ту плоть, за которую могла ухватиться, ныряя головой вперед в любую пропасть, которая могла меня поглотить.
Но я знала – что бы я ни сделала сегодня, это будет преследовать меня до конца дней. Что-то в этот момент казалось решающим. Чихни я невпопад, и возникнет эффект бабочки. Я должна была действовать умно. Ради себя. Ради Прескоттов.
Мне хотелось войти туда, обнять Бетти и Хэнка, сесть рядом с Ридом на свободное место в столовой, которое Хэнк отвел специально для меня, и в последний раз попросить добавку курицы с клецками. Вот только это был не день праздника, и я поняла, что упустила свой шанс, как только услышала приближение этого человека. Кроме того, это был тот редкий день, когда коттедж стоял пустой.
