Ты – самое большое пламя, какое я когда-либо видела, Нэш Прескотт. Ты лишаешь меня кислорода.
Мы продолжили путь по галерее. Я рассматривала его убежденность, раздумывая, не побороться ли с ней, и решила не делать этого. Это кредо подходило Нэшу, человеку с татуировкой «искупление» и невероятной склонностью к благотворительности. Ничто в нем не имело смысла, и именно поэтому это имело смысл.
Я любила странности.
Расцветала среди них.
Я принимала Нэша таким, каков он есть.
Молча, потому что стоило мне сказать, каким я его вижу, он бы трансформировался в нечто иное, и мне пришлось бы собирать головоломку из других пазлов.
Мой, очень личный, сизифов труд.
Дорожка вела к скульптуре в центре. Мое сердце затрепетало в своей клетке, когда мы прошли последний поворот. Стало любопытно, верно ли я помнила скульптуру. Но как только мой взгляд вновь упал на нее, я поняла, что сделала правильный выбор.
– Не то, – сказал Нэш через пять минут после того, как увидел ее.
Первые пять минут он молчал. Просто смотрел на скульптуру. Без единого слова.
Я провела эти пять минут, глядя на него, только чтобы понять в этот момент, что я не могу читать Нэша.
– Она идеальна, – возразила я.
– Это не то, чего я хотел.
– Это то, что тебе нужно.
Он провел пальцами по волосам. Трижды.
– Она не точна.
– Да? – Я погладила основание горы. С тем же почтением, с каким прикасаются к святыням. – Тогда кем же должен быть Сизиф?
– Сизиф – коварное море. То, которое утопит тебя.
Ответ вертелся на кончике языка, но все, на что я была способна, – это молчание. Бен называл Сизифа коварным морем. Бен из «Истриджа».
Ужас охватил меня в ту секунду, когда Нэш повернулся ко мне и сказал:
– Мы его не берем. Это не то. Найди другого.
«Мы» и так ничего не берем. Это ты его не берешь.
Я прерывисто выдохнула, заставляя себя оставаться спокойной. Я не получила одобрения. Психовать было бессмысленно.
– Это та самая скульптура. Другой нет.
– Эмери.
– Нэш.
– Этого не будет.
Пальцы опущенных рук дрожали. Я сунула их в карманы джинсов и уставилась на Торжествующего Сизифа. Страдание, которого требовал Нэш, было высечено на его лице, но художник пронизал его сильными скрытыми потоками триумфа.
Когда я смотрела на скульптуру, я видела победу Сизифа.
Он поднимал камень над своей головой, словно трофей, а не как наказание.
Он напоминал мне, что жизнь – это вопрос перспективы. Можно видеть свои неудачи как ошибки или как уроки. Выбор за тобой.
Мой взгляд скользнул к Нэшу.
Бен.
Кем бы он ни был, он не сводил взгляда со скульптуры с того момента, как мы вошли.
Если бы я не была ослеплена своим представлением о Нэше, я могла бы принять его за Бена раньше. Я отступила, позволяя ему изучить скульптуру. Телефон в моей ладони казался тяжелым. Я жевала губу, раздумывая, что написать Бену.
Дурга: Что на тебе?
Мне не нужен был ответ. Отметка «прочитано» станет нужным подтверждением. Больше десяти минут прошло, пока Нэшу не позвонила Делайла. Он отбил звонок, сжал телефон, потом вытянул его перед собой.
Мой взгляд метался между Нэшем и приложением «Объединенный Истридж».
На сообщении стояла отметка «прочитано».
Через пару секунд пришло новое сообщение.
Когда Нэш опустил телефон обратно в карман, зеленая точка рядом с его именем стала красной.
Я не потрудилась взглянуть на ответ.
Это был словно конец футбольного матча.
Три секунды до конца игры.
Один ярд до зачетной зоны.
Не осталось тайм-аутов, и звук свистка.
Судья бросил перчатку.
Конец.
Игра окончена.
Финальный счет.
Нэш был Беном.
Бен был Нэшем.
А я проиграла.
Потому что Бен, наконец, обрел лицо.
Тело.
Существование.
Он не был фантазией.
Он был человеком.
Настоящим.
Моим.
Потому что хотела я Нэша, а любила – Бена.
Глава 41
Нэш
Я перечитывал переписку с Дургой, состоявшуюся два дня назад, чувствуя себя виноватым. А я никогда не чувствовал вины по отношению к Дурге.
Бенкинерсофобия: Что на тебе?
Я написал ей это потому, что она спросила об этом раньше. А потом мысли о ней преследовали меня.
Дурга: Футболка. Свободная и длинная, до бедер. Под ней ничего нет, и если хочешь, я сниму ее.
Бенкинерсофобия: Не надо.
Бенкинерсофобия: Ты на спине?
Дурга: Да.
Бенкинерсофобия: Перевернись.
Бенкинерсофобия: Скажи, когда сделаешь.
Дурга: Я на четвереньках.
Бенкинерсофобия: Потянись и проведи большим пальцем по клитору. Простони мое имя.
Дурга: Я не знаю твоего имени.
Бенкинерсофобия: Правила.
Она не ответила.
Бенкинерсофобия: Просто зови меня Бен.
Все так же нет ответа.
Бенкинерсофобия: Просто зови меня Бен.
Все еще нет ответа.
Бенкинерсофобия: Чувствуешь холод, задевающий твою киску?
Дурга: Да.
Бенкинерсофобия: Мне нравится мысль о твоей оттопыренной заднице, когда ты кончишь, как она ждет, когда я войду в тебя, зная, что этого никогда будет.
Дурга: Никогда не говори никогда.
Я прекратил читать, переоделся в футболку и спортивные штаны и пошел бродить по отелю, пораженный тем, каким чертовски пустым он был. Рид проведет эти выходные с Бэзил и мамой, Делайла с мужем несколько минут назад улетели в Нью-Йорк, и мои планы на выходные включали в себя Дургу, которая вела себя странно, и мой кулак, потому что поиск бессмысленного траха никак бы мне не помог.
Вероятно, это была поднявшая голову карма, и она была уродливее, чем Роско.
Я посмотрел запись игры «Хорнетс» против «Лейкерс» вместе с ночным охранником, выпил с ним пару бутылок пива, выругался, как полагается, когда «Хорнетс» проиграли, хотя мне было все равно, и пошел бродить по этажам.
