Он положил чемодан на кровать и распахнул створки окна. Комнату наполнила смесь смолистых запахов, прилетевших снизу, из садов. Чтобы их заглушить, Фрейд вынул из кармана пиджака последнюю из маленьких дорогих сигар «Лилипутано» и зажег ее. Завтра он спросит у Анджело Ронкалли, где поблизости есть табачный магазин с хорошим ассортиментом.
Он уже закрывал окно, когда над древней сосной закружилась стая скворцов: солнце опускалось к горизонту, и на ветвях собралось больше насекомых, которые привлекли птиц. Скворцы то плотно сбивались, то разлетались в стороны, и стая принимала самые разные очертания, но вела себя как одно целое. Странно, но то же самое происходило в снах: в сновидении одиночные детали, даже если они на первый взгляд далеки одна от другой, все же являются частями одной конструкции. Какая это была конструкция, иногда приходилось узнавать с нуля. Так, например, происходит с его кровосмесительным сном: даже после долгого пути в поезде он до сих пор не сумел удовлетворительно разобрать этот сон на части. Стая летала словно нарочно для того, чтобы напомнить ему об этом промахе.
Фрейд слишком устал, чтобы продолжить этот анализ, и поспешил принять горячую ванну, а перед этим высоко оценил присутствие биде в просторном туалете. Едва он успел уложить две свои сменные рубашки в ящик шкафа, как раздался стук в дверь: пришел Анджело Ронкалли. Послушник приветливо поздоровался с гостем и сказал:
– Надеюсь, что комната вам понравилась, доктор Фрейд. Его святейшество очень желает этого.
– Поблагодари его от меня. Да, это прекрасное помещение. Однако я хотел бы попросить понтифика…
– Вы сможете сделать это сами: я пришел с приятным поручением пригласить вас отужинать вместе с ним, если вы не слишком устали. Я приду за вами через полчаса.
Немного позже, идя вслед за послушником, Фрейд заметил, что тонзура у того не подходит к форме головы. Такая тонзура хорошо смотрелась бы на круглом черепе, но на квадратном выглядела как способ скрыть начинающееся облысение. Этот юноша с мясистыми губами и розовой кожей, на которой были пятна пурпурного цвета, согласно учению Чезаре Ломброзо, должен был бы обладать ярко выраженной чувственностью и иметь склонность к преступному поведению на сексуальной основе. Однако Фрейд предположил, что анализ снов Анджело укажет на простую и спокойную душу: это было видно по походке – прямой, но без высокомерия. Однако его позвали, точнее, вызвали сюда не для того, чтобы подвергнуть психоанализу Ронкалли.
Снова, и сильно, вспыхнуло любопытство: ему хотелось узнать настоящую причину вызова. Приглашение было сделано в очень общих выражениях. Вначале он думал, что ему, вероятнее всего, предлагают принять кафедру или, может быть, только читать монографический курс в Папском Григорианском университете, который папа недавно снова сделал модным. Фрейд был бы не против этого, особенно потому, что кафедра в Венском университете, полученная в прошлом году, не была оплачена. Но это предположение сталкивалось с непреодолимым препятствием: он еврей, и папа, конечно, знает об этом. Однако в Ватикане шла борьба между «немецкой» и «французской» партиями, и потому ради политического равновесия могли выбрать его, медика-австрийца, несмотря на неудобную национальность. Что ж, скоро он узнает правду.
Анджело Ронкалли поднялся по четырем большим лестничным маршам, а Фрейд шагал за ним. Послушник остановился перед большой дверью, украшенной изображениями сцен из Ветхого Завета. Затем он, сложив вместе ладони, обратился к доктору Фрейду:
– Вот мы и на месте. Извините, но у меня есть к вам просьба: поскольку его святейшество довольно слаб здоровьем, было бы неуместно курить в его присутствии.
Фрейд вздохнул и напрасно поискал взглядом пепельницу, в которой мог бы потушить сигару.
– Дайте ее мне, – предложил Ронкалли.
В первый момент Фрейд колебался, но потом бережно вложил тонкую «Трабукко» в правую руку послушника, надеясь, что она не пропадет полностью. Судя по тому, как Ронкалли посмотрел на сигару, понюхал ее и улыбнулся, надежда почти обязательно должна была сбыться.
Обе створки двери одновременно открылись, и лакей в зеленой с золотом ливрее отступил в сторону, пропуская «доктора Зигмунда Фрейда»: так доложили об ученом.
Лев Тринадцатый сидел в углу, положив тонкие руки на покрытый белой скатертью стол. Увидев входящего гостя, папа подозвал его к себе движением ладони, как ребенка. Фрейд мысленно выругал себя за то, что не подумал заранее, как гостю-еврею подобает приветствовать папу перед частной беседой. Целовать перстень не следует: это может показаться лестью, а просто пожать его святейшеству руку будет грубостью. Ученый слегка поклонился, сопроводив поклон улыбкой – не слишком открытой, выражающей почтительное уважение, и одновременно в разумной степени приветливой.
Оказавшись рядом с папой, он даже не думал о том, чтобы преклонить колени. Но если папа подставит ему для поцелуя свой перстень, уклониться будет трудно. Фрейд даже не знал, как уместнее поступить в этом случае – притвориться, что не заметил, или поднести папскую руку к губам, но на расстоянии. Однако, когда он подошел к столу, папа сам нашел выход из неудобного положения – сжал его ладонь обеими своими и встряхнул.
– Ох! Доктор Фрейд, вы не представляете, как я счастлив познакомиться с вами!
Это удивительно: такой мужественный голос у человека, которому больше девяноста лет, лицо исхудалое, и на тонких губах – легкая ироничная улыбка. Очевидно, голосовые связки еще не опозорила старость, которая высушила тело до юношеской худобы. С годами, утратив либидо, мужские и женские тела становятся похожими, даже если в прошлом их сексуальные признаки были ярко выражены.
Однако глаза двигались быстро; это признак быстроты ума и не угасшего боевого духа.
– Для меня это честь, – ответил Фрейд, а камердинер в зеленой ливрее в это время подталкивал к нему сзади стул, почти принуждая сесть.
– Я не знаю ваших вкусов и совершенно не хочу принуждать вас есть то, что положено есть мне – куриный бульон и два кусочка курятины. Что поделаешь: врачи должны притворяться, что заботятся о моем здоровье в то короткое время, которое мне осталось, – сказал папа, еле слышно засмеялся и положил свою правую ладонь на ладонь ученого. – Думаю, что полезные для здоровья итальянские макароны с помидорами всегда приятны. На второе будут поданы, в знак уважения к вашей родине, котлеты по-венски, поджаренные на масле из наших умбрийских оливок, а гарниром к ним станет салат из овощей с наших огородов. Ах да, это раньше они были нашими, а теперь они савойские. – Папа вздохнул. – Я полагаю, вы почувствуете разницу.
Обед прошел в молчании; одной из причин было то, что папа ел с удовольствием и торопливо, что заставило Фрейда поступать так же. Время от времени Лев Тринадцатый поднимал взгляд и указывал ножом на одно из блюд своего гостя, словно торопил его.
Когда папа встал из-за стола, Фрейд последовал его примеру, но тот поднял руку, опираясь другой на трость, и сказал:
– Я пойду посижу на диване в соседней комнате: нужно прочесть пару писем. А для вас это подходящее время, чтобы выкурить одну из ваших сигар. Но, – он наставительно поднял палец, – не заставляйте меня ждать слишком долго.