Они с трудом оторвались друг от друга и посмотрели на гномика, который требовательно повторил:
– Я кушать хочу. Блины есть?
Андрис легко поднял Паулса и поставил на стул.
– Меня зовут Андрис. А тебя?
– Паулс Эглитис, мамин сын.
– Почему мамин? – искренне удивился Андрис.
– Витас сказал, что я маменькин сынок. Это что значит?
Вайс моргнул.
– Это значит, что мама тебя очень любит, – выручила его Лига.
– А Витаса?
– Его тоже. Не меньше.
– Так он тоже мамин сын?
– А как же иначе?
Малыш наморщил лобик.
– Надо ему сказать, что он тоже маменькин сынок, а то он не знает.
– Иди и скажи, что через пятнадцать минут будем есть блины.
Паулс умчался в комнату, а Лига поставила на огонь сковородку, начала жарить блины и вдруг усмехнулась:
– А ты ведь так и не ответил на мой вопрос.
Она повернулась к задумчиво стоявшему у окна Вайсу.
– Какой?
– Кто такой Сирмайс, что его все слушаются?
– Я не сказал, что все, но…
– Но?
Вайс усмехнулся:
– А ты настойчивая.
– Да какое там! Меня все считают мямлей бесхарактерной. Сестра амебой называет, а Мишка… это мой лучший друг, – уточнила она, улыбнувшись, – тюленем бесхребетным.
– А твой муж тоже так считает? – не удержался Андрис и тут же пожалел, что спросил.
Она нахмурилась, но справилась с собой и, вывалив на тарелку очередной блин, ответила:
– Во время разговора с Интой он назвал меня последней дрянью. Но это… не важно. Я слабая, если честно, и сама это понимаю. Вот Инта сильная. Мы с ней вообще разные, хоть и двойняшки.
– Сильная? Но ведь это она позвала тебя на помощь, когда появились проблемы. Она и сейчас ищет у тебя поддержки. Не наоборот. Ты помогаешь людям, а со своими проблемами справляешься в одиночку. Разве не так?
– Не знаю.
Она задумчиво налила на сковородку тесто. Андрис заглянул ей в лицо:
– Это ты сильная. Сильная и смелая.
Лига подцепила лопаточкой румяный блинок и быстро перевернула. Мишка все время призывал ее расправить когти или – как там? – выставить крылья. Может, она все уже выставила, просто никто не заметил? Только Андрис. Он увидел в ней то, чего не видят другие. Даже она сама. Кто-то из них ошибается. Вот только кто?
Ее раздумья прервало бибиканье под окном. Вайс быстро разложил посуду по пакетам и вышел. Лига осторожно выглянула. Они с Сирмайсом разговаривали у машины. Все-таки Вайс – хитрюга! Так и не ответил на вопрос о Мартине! Все время отвлекал ее и уводил разговор в сторону. Где он научился так манипулировать людьми?
Когда Андрис вернулся, на столе дымилась горка блинов.
– Прошу за стол. Сейчас мальчишек позову.
Видя, что он не торопится проходить и мнется на пороге, Лига вдруг испугалась и, подбежав, схватила его за руку:
– Ты ведь не уйдешь сейчас?
– Я бы хотел довести дело до конца.
– Я тоже.
Вайс перехватил ее руку и крепко сжал:
– Я буду тебе звонить.
– Каждые пять минут.
Андрис покорно кивнул:
– И даже чаще. Ты остаешься с ребятами. Как только смогу, вернусь.
Лига еще немного подержалась за него и отпустила. Он считает ее сильной и смелой. Значит, придется стать ими обеими. Сначала сильной. Потом смелой. Или наоборот.
Звонка от Вайса не было часа полтора. Раз десять Лига, взбесившись, хваталась за телефон, чтобы набрать его номер и сказать все, что думает о мужском эгоизме и черствости. Пару раз даже набрала. И тут же сбросила. Не звонит, значит, нечего сказать. Надо набраться терпения.
Терпения пришлось набираться долго. Племянники, объевшись блинами со сметаной, давно сомлели и даже не упирались, когда она разложила их по кроватям. В доме стало непривычно тихо. Лига забралась с ногами на диван, положила перед собой телефон и решила, что будет сидеть и думать.
Первая мысль была об Антоне. Несмотря ни на что, Лига чувствовала себя виноватой. Сжавшись в углу дивана и уныло глядя на черный экран телевизора, она впервые подумала: принцип довольствоваться тем, что имеет, и не желать большего, который она практиковала всю жизнь, завел ее в тупик. Вовсе не Антон, а она сама убедила себя, что семейная жизнь должна быть именно такой, лучшего ждать не стоит, Антон нормальный и очень даже правильный муж. А почему нет? Из приличной семьи, зарабатывает, не пьет, не гуляет. Любит ее. Ну, как может, так и любит. Будь довольна и выкинь из головы всякие глупости. Все так живут. Ты других не лучше, поэтому ешь, что дают. Первое, второе и компот. Она виновата в том, что жила с чужим и – что душой кривить? – нелюбимым человеком, каждый день убеждая себя: так и должно быть. И Антона это вполне устраивало. Какая же она все-таки амеба!
Рефлексия грозила закончиться самобичеванием, но тут раздался звонок. Она не поняла, что звонят в дверь, и с недоумением уставилась на экран телефона. Звонили настойчиво. Лига наконец сообразила, кинулась к двери, распахнула и увидела Эдгарса Эглитиса собственной персоной.
– Привет, Лига. Не знал, что ты здесь. Что у вас случилось?
Не глядя на нее и не раздеваясь, он прошел в комнату и сел за стол.
– Здравствуй. Ты откуда взялся?
– Из госпиталя позвонили. Я же родственник. Ближайший. Отец несовершеннолетних детей.
– И что?
– Да ничего, собственно. Или у вас уже все в порядке?
– Что тебе сказали врачи?
Неужели у Инты все так плохо? Лига схватилась за спинку стула и сжала ее изо всех сил.
– Сказали, что у Инты отравление, несколько дней ей придется побыть в больнице, поэтому я должен обеспечить присмотр за детьми. Вы это вместе придумали?
– Что «это»?
– Ну про отравление, госпиталь и так далее?
Лига почувствовала, как начинает наполняться тихим бешенством.
– Ты что, с ума сошел?
– Только не надо хамить.
– Да я и не хамлю. Я интересуюсь. Вдруг у тебя проблемы со здоровьем.
– Я не понял, ты, что ли, на скандал нарываешься?
– И не думаю.
Думает. Еще как думает!
– Тогда объясни, что за история с твоей сестрой.
– Твоей жене стало плохо, ее увезли на «Скорой».
– То есть она это не придумала, чтобы заставить меня приехать?
