– Покупка.
Пожал плечами.
– Разные места, разные традиции, разные нравы.
– А как правильно рассудить?
– Добавь еще факторы. Симпатию?
– Ох, его мама была не в восторге. Бабушкам и будущим свекровям я вечно не нравлюсь. Не чувствуют во мне стремления к заботе.
– Здесь не женщины пускаются в погоню.
– Касательно жениха, – я намотала на палец кончик косы, – ему определенно нравились мои волосы.
– Волосы легко отрезать. Зачем к ним прилагаться женщине?
Я фыркнула.
– Его удовлетворили мои зубы, по крайней мере целовать пытался.
Эйден откинулся на спинку.
– Пятьдесят на пятьдесят, – прокомментировал он. – Могут искать, а могут и нет.
– Точный расчет…
Меня прервал хозяин. Он вышел из кухни, неся заказ, и стукнул перед носом глиняным горшочком с едой. Ей оказалась некая каша из незнакомой крупы, тушенная с мясом. Мужчина водрузил рядом кувшин с питьем. Затем отер о передник две вилки, воткнул в горшочек и, буркнув невнятное пожелание (вряд ли приятного аппетита), вернулся на кухню.
– Как думаешь, съедобно?
– Блюдо кочевников? – Эйден кивнул. – Определенно.
Он первый взял вилку, не отвлекаясь, подобно мне, на рассуждения, что же это за незнакомая крупа, а мясо какое, насколько приборы чистые, и приступил к еде.
– Что за блюдо кочевников? Ты подозрительно осторожно его ешь.
– Нельзя сразу есть много.
– А, – я сообразила, что, конечно, нельзя, если до этого толком не ел, только сама на его месте вряд ли смогла бы удержаться. – Так что за блюдо?
– Его традиционно готовили в яме в песке, укладывая на дно плоские камни. Дров нужно немного, камни нагреваются от костра и после отдают тепло долгое время. Еды проще приготовить в большом объеме.
– Откуда тайлы его знают?
– Через горы издавна проходит путь в южные города. Он короче, чем если ехать по равнине. Та лежит в стороне.
– Значит, ассимиляция культур. Взяли друг у друга самое полезное. А в чем его здесь готовят?
– Земляная печь.
Я сперва отложила вилку, решив начать с питья. Жажда снова принялась мучить, едва шок немного отступил. Полагаю, кабы не она, ни за что не решилась бы это отведать.
– Запах тухлых яиц, – поморщилась, сделав глоток. – Тоже питье кочевников?
– Местная вода, – Эйден, не колеблясь, попробовал. – Полагаю, лечебная.
– Лечебная? – я зажала нос и выпила еще. Со второго раза на вкус ощущалось не столь плохо. После воды пришел черед каши, а она вдруг показалась намного аппетитнее, и голодный желудок в предвкушении заурчал.
– Ох, – отодвинула горшочек. – Хорошо, когда культуры ассимилируются, а горцы готовят блюда кочевников. Им оно удается.
Эйден взглянул в окно.
– На улице темно, пора думать о ночлеге.
– Он не даст нам комнату.
– Смотря как просить. Любезный!
Отнюдь нелюбезный владелец харчевни высунул голову из кухни.
– Доели? Так пора дальше ехать.
У Эйдена на ладони появилась серебряная луна. Он прокатил ее между пальцами, и блеск привлек внимание хозяина. Тот выразительно сглотнул, но проговорил:
– Полумесяц с вас.
Эйден подбросил монетку, поймал и сжал в ладони.
– Настолько не любите незнакомцев?
– А чего вас любить? – подбоченился хозяин, поглядывая на руку мага. – Один такой дочку сманил. Уехала, куда боги ведают. Довольна там поди, до родного отца ей дела нет.
Мне хотелось сказать, что дело вовсе не в чужаках, но вмешиваться не стала.
– Уехала? – удивился Эйден и вдруг подкинул монету высоко, а та зазвенела и полетела прямо к хозяину. Мужчина ее поймал.
– Сами поезжайте дочь проведать. Благодарю за гостеприимство.
Он поднял кувшин, делая из него глоток, а я отодвинула стул, решив, что более ждать нечего, и недоумевая, к чему быть щедрым со столь неприветливым субъектом. Эйден поставил посудину со стуком и начал подниматься, а я уже повернулась к двери.
– Погоди…
Решился ли хозяин харчевни нас приютить, узнать так и не довелось, хотя я вся обратилась вслух. Любые слова, которые собирался произнести этот достойный человек, заглушил грохот распахнувшейся двери и шум голосов. Жених явился на порог, одетый по-походному, с отцом и отрядом добровольцев. Пятьдесят процентов склонились в пользу «Могут искать».
– Эйден, – я медленно села обратно, пока парень, резко замолчав, пялился на меня, явно не ожидая столь быстрого окончания поисков, – это мои спасители.
И ухватила мага за рукав, не зная, что теперь делать.
– Ты только не убивай их, – зашептала, вспомнив кошмарный момент в пустыне.
Маг ничего пообещать не успел. Жених пришел в себя и громогласно прокричал, ткнув в темнейшего пальцем:
– Это еще кто?
Теперь не ответила я. Тогда несостоявшийся муж решительно переступил порог и оказался за спиной Эйдена, пока тот совершенно спокойно сидел, словно мы продолжали мирно ужинать.
– Эй, чужак, – на плечо мага легла широкая мозолистая ладонь, – ты сидишь с моей женщиной.
Мне сделалось нехорошо, а лицо кардинала не изменилось, разве что залегшая между бровей складка стала отчетливей. Будучи совершенно бесстрастным, он подхватил в руку вилку. На миг показалось, маг запустит ее в горшочек, но Эйден лишь перекатил прибор между пальцами, как недавно монету. На сердце сразу похолодело, и возник вопрос: насколько опасным оружием может служить вилка?
Мужчина поймал мой взгляд, усмехнулся и положил вилку, припечатав ладонью к столу.
– Эй! – вконец разозленный жених тщетно пытался привлечь внимание. – Ты не слышишь?
– Слышу, – маг оставался невозмутим, – я размышляю, что, будь она твоей, не сидела бы сейчас со мной.
Тайл сурово нахмурился, пытаясь сообразить, как на подобное ответить, да еще в похожей манере.
– Ты плохо понимаешь всемирный, чужак? Или лучше назвать тебя вором? – Он, гордый выбранным оскорблением, обернулся к группе поддержки, а те кивнули, пусть вразлад, но выразили одобрение. – Так держать. Повадились чужаки прибирать к рукам наших женщин. Добей его, чтоб остальным неповадно было.
Жених и добил. Ткнул в мою сторону пальцем и, чтобы уж ни у кого не осталось сомнений, заявил:
– Это моя невеста. Она за спасение обещание дала. Убирайся, пока отпускаем. Понял?
И он вновь сдавил плечо мага, а в следующий момент заорал и отдернул проткнутую вилкой руку. Я даже не успела заметить, как прибор вновь оказался в ладони Эйдена, а маг уже резко отодвинул стул и поднялся. Пока участники поискового отряда переводили взгляд с жениха на чужака, пытаясь понять, что сейчас произошло, кардинал сложил на груди руки.
