Ступая по бесконечно длинному темному коридору, Ниоба пыталась посчитать шаги и повороты, но не вышло. Осторожно взяв ее за локоть, проводник, язык не поворачивался назвать его тюремщиком, предупредил о начале ступенек. Винтовая лестница после нескольких оборотов обзавелась окном. Узкая бойница наполнила воздух утренней прохладой и серым предрассветным светом.
Ниоба плохо помнила момент похищения и как оказалась здесь. Она не смогла бы с точностью сказать, правда ли их преследовали птицы, которые бросались на похитителей целыми стаями, пока они не спустились в катакомбы. Хотя горгулья, что упала на них с крыши, скорее всего, была сном.
Редкие окна осветили коридоры. Грубые без украшений и изысков оштукатуренные стены, все в трещинах и следах подтеков. В углах сор и сухие листья. Если на полу и лежали когда-то плитка или деревянные доски, за слоем грязи не видно.
Проводник привел девушку в небольшой зал с арочным потолком. Серый рассветный свет едва пробивался через пыльную тьму зала, заглядывая в крохотные окна под потолком. В носу и горле засвербело. Прижав рукав пижамы к носу, Ниоба старалась дышать через ткань.
В центре зала стояли тяжелый дубовый стул и стол. Ниобу усадили, она боялась, что свяжут, но проводник отступил в тень. Там же, у стен, она заметила еще нескольких людей. Они стояли неподвижно, словно статуи, только свет отражался в зрачках.
«Меня похитили лэрты? – удивилась она, разглядывая это сборище кошачьих глаз. – Для фрид они слишком высокие и крупные».
Дверь напротив открылась, и в зал вошел перекошенный хромающий человек в сопровождении неприятного вида мужчин.
Первый больше походил на аса, среднего роста, но крупный, словно бык, с короткой шеей и огромными ручищами. Едва войдя в комнату, он вперил взгляд в девушку, отчего Ниоба почувствовала желание как можно скорее ретироваться.
Отнести к какой-либо известной ей расе второго не представлялось возможным. Изуродованное шрамами лицо и змеящиеся по открытым участкам тела татуировки вмиг приковывали к нему внимание. Серый свет, едва пробивающийся через пыль, отразился от золотистых глаз, выдавая его неасовское происхождение.
Пожалуй, стоило бы напугаться, но Ниоба вопреки ситуации вспомнила, как они ставили подобную сценку в малом театре. Руд играл калеку-палача, под спину привязали подушку, имитирующую горб, вырезали деревянную челюсть. В постановке герой заявлял, что все расскажет без пыток, и брехал без остановки, но очень весело и легко.
– Полагаю, вы догадываетесь, зачем вас сюда пригласили? – тяжело опускаясь на стул, спросил кривой. Каждое его движение сквозило болью и некой неестественностью. Словно суставы не могли работать правильно и ему приходилось перенаправлять вес на другие мышцы.
– Нет, но такое приглашение сложно было проигнорировать, – отозвалась она, и в тишине зала голос прозвучал неожиданно звонко.
Они живые? Дышат? Бросая взгляд на утопающие в темноте стены и людей, скрытых там, Ниоба всеми силами напрягала слух, пытаясь найти хоть одно живое существо в комнате, кроме себя и скрипящего суставами дознавателя. Татуированный отступил в сторону, лишь глаза сверкали в темноте, когда он переводил взгляд. Второй отошел к стене, на мгновение Ниоба встретилась с ним взглядом и тут же принялась рассматривать стену. Тот стиснул челюсть так, что заходили желваки под кожей.
«Боги, что я ему сделала, чтобы так смотреть на меня?» – чувствуя, как спина покрывается потом, подумала она.
– Мы просим прощения за неучтивость, но и вы были не слишком учтивы, когда прокрались на нашу территорию и попытались устроить побег заключенных, – зубы у дознавателя прескверные, не гнилые, но словно бы некрепко держащиеся в деснах, отчего он свистел и шепелявил.
– Если желаете, могу принести извинения и пообещать, что подобного больше никогда не повторится.
Громила у двери, словно с цепи сорвавшись, бросился к столику, но татуированный вмиг перехватил его. Первый принялся что-то очень эмоционально говорить на незнакомом языке, а второй не церемонясь пихнул его локтем и указал на дверь. Пылая яростью, громила отступил, но в мелких темных глазах горела такая злоба, что перехватывало дыхание.
– Поверьте, я не знала, что безобидная вылазка может привести к подобным последствиям, иначе ни за что не согласилась бы на эту работу.
– С этого момента, пожалуйста, поподробнее.
Вздохнув, Ниоба посмотрела на свои руки, сложенные на коленях, лишь бы не видеть набычившегося громилу, у которого вот-вот изо рта ядовитая слюна начнет капать. Интересно, он на самом деле пылает ненавистью к неизвестной девушке или это все хорошо разыгранный спектакль?
– Я получила письмо с предложением подработать. Нужно было лишь вытащить какого-то пьянчугу из клетки. Платили неплохо, и я подумала, почему бы и нет.
– Магистрам так не хватает денег? – вкрадчиво осведомился дознаватель.
– На хлеб с маслом хватает, но всегда хочется чего-то большего, – прежде чем у кого-то появится случай поймать ее за язык, добавила: – Приключений, например.
Громила у двери пробормотал что-то, но даже знания языка не потребовалось, чтобы понять, что речь его носила нецензурный характер.
– Прошу прощения, чем я насолила тому господину у двери? – наклонившись к дознавателю, спросила она.
– Он просто не любит магистров, не обращайте внимания, – отмахнулся тот. – Скажите, у вас сохранились письма?
– Увы, нет.
– А деньги, как он передал вам их?
Она назвала место, где они с друзьями прятали заначки в юности.
Дознаватель продолжал спрашивать, заходя к вопросу то с одной, то с другой стороны, уточняя и выискивая подробности. Ниоба отвечала, держась линии о неизвестном нанимателе и глупом магистре, которому захотелось приключений.
– Кто была та женщина в красном, с которой вы пришли?
– Не знаю, я зацепилась за нее, когда поняла, что не могу проникнуть в «Дикого пса» обычными путями.
– Обычными путями?
– Через крышу или подвалы.
– А зачем вы выпустили всех пленников?
– Честно признаться, к тому моменту я уже пожалела, что ввязалась в эту авантюру. Хотелось как можно скорее выбраться оттуда, а не выискивать какого-то мужика с усами и шрамом.
– Зачем тогда пошли дальше, к другим камерам?
– Надеялась, что там тайный выход.
По глазам дознавателя она видела, что тот не больно-то ей верит. А допрос все продолжался и продолжался. Захотелось пить, потом есть, спина затекла, а истуканы у стен продолжали стоять. Чувствуя, что устает, Ниоба лишь дивилась: зачем все это? Не то чтобы она хотела испытать на себе мастерство местного палача, но бесконечные разговоры по кругу страшно выматывали.
Свет переместился и исчез, став рассеянным. Полдень.
