А сейчас я сидел и думал. Отца знают тысячи людей. К его мнению прислушивается президент. А кто я? Смогу я сравняться с ним когда-нибудь? Скорее всего, нет.
Интересно, сделал бы я то, что сделал, если бы жил с ним, если бы у меня была другая судьба? Трудный вопрос. Можно только гадать.
Клава ушла мыть посуду.
– Я сказал дома о тебе, – говорит отец. – У меня хорошие девочки. Они тебя любят.
Я смотрю на него с удивлением: разве такое бывает?
– Они просто в восторге, что у них есть брат, – подтверждает отец.
Он показывает их фотографии. Одна, на него не похожая, вся в мать. Другая… Если бы мы встали рядом, никто бы не сказал, что мы сводные брат и сестра. Одни черты.
Возвращается Клава. Тоже смотрит фотографии. В её глазах тревога. Теперь она знает, что я уже не один. Но она – одна. Я увожу её с веранды во двор. Обнимаю, говорю, что ближе её у меня нет на свете человека.
– А твоя мама? – спрашивает Клава.
– Ты ближе, – говорю я.
Она глубоко, с облечением вздыхает.
Рано утром, когда отец уехал на работу, я попросил Клаву загримировать меня под старика. Она упиралась, требовала сказать, зачем это нужно.
– Так надо, – сказал я.
В углу веранды стояла трость. Отлично! С тростью легче было изображать старческую походку.
– А ты пока зайди в Интернете насчет паспортов, – попросил я Клаву.
Мне не то, чтобы не нравился продавец документов. Просто я решил перестраховаться.
– Куда ты едешь? – нервно спросила Клава. – Я должна знать. Мне плохо одной. Поехали вместе.
– Нет, тебе нельзя. Тебя могут узнать.
– Ага, ты встречаешься с теми, кто меня узнает? С Гультяевым, что ли?
Мне пришлось сказать, с кем.
– Зачем ты лезешь на рожон. Чего ты от него хочешь?
– Хочу понять, какие у него в отношении нас планы. Мне нужно убедиться.
Клава избоченилась:
– Я не знаю, как ты будешь убеждаться, но одного тебя я не пущу. И гримировать тебя не буду.
Я сдался:
– Ну, хорошо. Только ты тоже загримируйся.
К девяти утра я был вылитый дед в европейском прикиде. Клава, загримировавшая себя под пятидесятилетнюю иностранку, выглядела значительно моложе. Кстати, это была ее идея – прикинуться иностранцами. Пока мы ехали полтора часа в автобусе, а потом еще минут сорок в метро, никто не бросил на нас ни одного подозрительного взгляда. Меня это даже веселило.
– Как выглядит Пряхин? – спросила Клава.
Я описал. Невысокий, плотный, лицо смелое, в глазах ум, волосы темные, глаза серые.
Мы приехали к метро «Охотный ряд» в одиннадцатом часу. Клава села у фонтана напротив Манежа, надела очки и сделала вид, что кого-то ждёт. Я осматривался. Если Пряхин решил упаковать меня, он расставит своих оборотней.
Ничего подозрительного не обнаружил, но местом остался недоволен. Много простора, много народа, то есть все возможности для отхода. Но и у Пряхина полная свобода маневра. Его шансы взять меня и мои шансы благополучно унести ноги были примерно равны.
В половине двенадцатого я встал так, чтобы видеть каждого выходящего наверх из метро «Охотный ряд». Как тут же выяснилось, я немного опоздал. Те, кто меня поджидал, уже заняли позиции.
Первым, кого я увидел, был Гера. У него такая внешность – забыть просто невозможно. Первое, что мне бросилось в глаза, как он одет. Зачем куртка в жаркий полдень? Что под ней можно прятать, если не ствол? Но зачем ствол при захвате преступника в таком людном месте? Стрелять всё равно нельзя. Но главное – зачем Пряхину напарник? Зачем делиться, если можно взять себе всю сумму?
Гера нервно курил, вертел башкой по сторонам, посматривал на выход из метро. Примерно ясно: получил приказ занять позицию пораньше и ждать шефа.
Часы показывали без пяти минут двенадцать. Появился Пряхин. Он неторопливо поднялся из подземного перехода и пошел в сторону Манежа. Гера двинулся следом.
Мент сел на скамейку напротив Манежа, неподалёку от Клавы. Он тоже был в куртке. На его правом запястье из-под рукава что-то блеснуло. Неужели носит на правой руке часы? А может, это браслет? Ха, а почему нет, если вспомнить, что браслетами называют наручники? Нормально придумано. Пристегнуть меня, куда я после этого денусь? Не кричать же «караул».
Как хорошо, что Клава не знает в лицо ни Пряхина, ни Геру. Она бы дергалась, я бы отвлекался. А сейчас я спокоен, относительно спокоен. Я отхожу подальше и звоню Пряхину.
– Я на месте, – говорит мент.
Я говорю, что тоже на месте.
– Ты где? – Пряхин вертит головой.
– Я здесь.
– Ну, так подходи.
– Ты нарушил уговор, – говорю я ему. – Зачем тут Гера?
– Где ты видишь Геру?
– Вижу. И наручники вижу на твоей правой руке.
– Ты где? – мент начинает нервничать.
Его взгляд высматривает среди множества людей тех, кто говорит в это время по мобильнику. Но меня таким образом не определить. Мой мобильник в кармане, я говорю в наушник.
– Ну, так ты что, поиграться решил? – зло спрашивает Пряхин.
– Я решил кое-то определить.
– Определил?
– Ничего хорошего для себя. Но и для тебя тоже.
– Но у кого-то должно быть больше шансов.
– Если считаешь, что у тебя, я не возражаю. Конечно, у тебя больше очков. Пока.
– Погоди, Ваня, – торопливо говорит Пряхин. – Слушай-ка сюда. Это всё сотворила Клава. Ты вообще не при делах. Но если ты не выйдешь из игры, ты зайдёшь далеко. Поверь мне, именно так в таких случаях бывает. Зачем тебе ломать свою жизнь? У тебя больная мать. На хрен тебе это сдалось? Клава? Таких тёлок знаешь сколько? Не стоит она того, чтобы ради нее…
Я отключил мобильник.
Клава
Мы зашли в кафе, мне очень захотелось есть. Это чисто нервное. Я вся извелась возле Манежа. Ничего не понимала, что Ваня говорит Пряхину, что тот отвечает. Нет, так дело не пойдёт. Говорят, на Горбушке можно купит разную шпионскую технику, чтобы слышать друг друга на расстоянии.
– Купим, – пообещал Ваня.
Всё-таки надо признать, Ваня неплохо придумал с этой разведкой. Мы-то считали, нас хотят арестовать. А у Пряхина совсем другие планы. Мне страшно. Сегодня я поняла, что всё может кончиться очень плохо. Надо сматываться из Москвы. Лучше брызнуть куда-нибудь в Ближе Забугорье, например, на Украину. В Крым, на море. Я ещё не была на море. Там нас точно не будут искать.
Пряхин
Поганец! Раб чеченский! Урод! Паскуда! Ты еще не знаешь, с кем решил поиграть.
