Завожу «таблетку», газую, как бы проверяя мощность мотора. На меня – ноль внимания. Привыкли, что веду себя, как лай. Сейчас я вам покажу, какой я лай.
Включаю вторую передачу и – педаль газа до самого пола. «Таблетка» прошибает приоткрытые ворота и вырывается на волю. Шпарю по единственной в ауле улице, по склону. Что же не слышно выстрелов? Смотрю в зеркало заднего вида. Ага, вылетают один за другим два джипа. Не многовато ли для меня одного?
Пряхин
Мы с Герой выпили по стопарю за наши 3 «лимона». То есть за те 10 процентов от сделки, что нам причитаются. Вареную баранину заедали зеленью с огорода. Хотя где тут у них земля, когда кругом одни камни и скалы, ума не приложу.
Султан ушел и вернулся с деньгами. Потребовал пересчитать. Тютелька в тютельку 30 лимонов. Когда дело касается их близких, они становятся очень надежными.
– А если нас кто прижмет в пути?
Султан делает успокаивающий жест:
– Дашь мой телефон, я все улажу. Давай еще раз по порядку: где мы заберём Ваху?
Я не успеваю ответить. Ревет мотор нашей «Таблетки», раздается треск ворот. Ваня дал, однако, дёру. Вот это номер! Даже Султан застыл с раскрытым ртом. Его мюриды заскакивают в два джипа и – вдогонку.
Султан с подозрением смотрит на нас с Герой. Первое, что он думает – мы имеем к этому побегу какое-то отношение.
– Взять живым! – орет он мюридам.
Ваня
Они были уверены, что я не уйду далеко, поэтому не стремились быстро
нагнать. Играли, как с зайцем. Даже не стреляли. Я успел выскочить из аула, чуть притормозил и вывалился из кабины с правой стороны. «Таблетка» еще какое-то время неслась без меня, «духи» проскочили мимо. Они тут же стали разворачиваться, но сделать это быстро на узкой дороге невозможно. Они потеряли десяток секунд. Я скрылся в скалах и начал спускаться вниз.
Они стояли на самом верху, высматривая меня. Я замер в расщелине. Они распределились и начали спускаться цепочкой. Надеяться на то, что не заметят, было глупо. Я выбрался из расщелины и продолжил спуск. Они открыли огонь. Но у них не было цели попасть в меня. Попади они хотя бы в ногу, я бы не удержал равновесия и полетел вниз.
До реки оставалось метров тридцать – по высоте. Если прыгать в нее. И метров сто, если спускаться. «Духи» говорили что-то друг другу. Их голоса звучали все тревожней. Кажется, они боялись, что я решусь покончить с собой.
В принципе, можно было бы и прыгнуть. Но не для самоубийства, а чтобы уйти. Только для того, чтобы не упасть не на прибрежные скалы, а в реку, нужно было место для толчка. Я искал глазами – ничего подходящего! Хотя нет. Внизу, в двух метрах, виднелся выступ. Но до него надо было еще добраться.
«Духи» будто прочли мои мысли, снова начали стрелять. Но теперь прицельно. Пуля задела левое плечо. Теперь я мог пробираться среди скал, цепляясь только одной правой рукой. Начала кружиться голова. Я терял равновесие. Чтобы не свалиться, прилип к скале всем телом. Меня трясло. Я понимал, что мне не уйти.
Я плакал, обидно было пропадать. «Духи» решили, что я скис, и стали обсуждать, как меня достать. Один поднялся наверх и скинул мне конец крепкого шпагата.
Я сделал вид, что не могу схватить конец. Целой правой рукой я держался за скалу. Один из «духов», парень постарше меня лет на шесть, подобрался ко мне совсем близко и неожиданно остановился. Что-то сказал своим. Те в ответ загоготали и стали подбадривать. Кажется, «дух» боялся, что я скинусь в пропасть вместе с ним. Это промедление мне помогло. Я вспомнил, что в правом кармане у меня лежит патрон сигнальной ракеты. Как я мог забыть? Я сделал еще несколько шагов и добрался, наконец, до выступа.
«Дух» лез за мной следом. Вот и он уже на выступе, в двух шагах. В глазах злость. Еще шаг и набросит на меня шпагат. Я вынимаю патрон, наставляю на «духа» и дергаю за петлю. Ракета с шипением выстреливает ему в лицо. Он теряет равновесие и срывается со скалы со сдавленным криком, размахивая руками. С противным звуком шмякается на камни у самой кромки воды.
Я вижу то, что ждёт и меня, если я не решусь.
В детстве мне часто приходилось нырять солдатиком с огромного камня. Нужно было сильно отталкиваться и перед самой водой поджимать ноги, чтобы тело не уходило глубоко в воду. Но там было метра четыре высоты, а здесь все двадцать четыре.
Я отталкиваюсь от выступа и прыгаю ногами вперед. Я лечу, не испытывая ничего, кроме ужаса. Но я вижу, что лечу в воду.
Мне повезло. Я только сломал ногу о подводный камень. Все остальное было цело. Я вынырнул, и меня понесло течением. Свистели пули. Одна попала в ягодицу. Выстрелы становились все прицельней. Но река уже вынесла меня к повороту.
От потери крови я терял сознание, но каким-то чудом держался на плаву. У меня не было ни одного шанса выбраться на берег, а тем более добраться до своих. Но я был свободен. Я мог теперь умереть свободным.
Глава вторая
Клава
На работе я абсолютно другой человек. Деловая, серьёзная, правильная. Сама себе удивляюсь. Вхожу в зал заседания. Мартын и его дружки уже в клетке, рожи мне корчат. Возле клетки лейтенант Дудукин. Тоже бывший одноклассник. Что значит маленький город. Кругом свои ребята.
Дудукина зовут мастером машинного доения. Сразу после школы пристроился в ГАИ, снимал с водителей бабки. Теперь вот здесь, при суде. То ли проштрафился, то ли специально перевели. Тоже ухмыляется, глядя на меня. Вот скотина. Делаю вид, что ничего не замечаю.
Знаю, что Надежда Егоровна уже за дверью. Громко говорю:
– Встать, суд идет.
Судья приглашает к трибуне потерпевшую, девчонку лет пятнадцати.
– Расскажите, что произошло с вами вечером 8 марта?
Девчонка отвечает заученно:
– Сразу после дискотеки я пришла домой. Родители могут подтвердить.
Судья удивлена ответом, но вида не подает. Спрашивает с иронией:
– Значит, никто вам в этот вечер не предлагал учиться и работать в Москве в модельном агентстве, а потом никто насильно не заталкивал в машину?
Я читала это дело. Точно помню письменные показания этой девчонки. Но, видно, с ней уже поработали дружки Мартына. Запугали и других девчонок. Маленький город – спастись от мести невозможно.
– Что ж, присядьте рядом с другими потерпевшими, которым тоже отказала память, – терпеливо говорит судья.
Мартын и его дружки переглядываются. Их план срабатывает. Обвинение рассыпается на глазах.
Надежда Егоровна объявляет перерыв на один час.
Идем в её кабинет. Она просит меня пригласить к ней государственного обвинителя.
Прокурор совсем молодой, по виду нет и тридцати. Входит с веселым лицом. Чему радуется – непонятно. Неужели и у него какие-то связи с Мартыном? Я бы не удивилась.
