– Как называется этот район? – интересуюсь я, затаив дыхание. Мне приходится почти бежать, чтобы поспевать за его шагами.
– Каннареджо.
О, я слышала о нем раньше. Насколько мне известно, Венеция разделена на шесть районов, называемых сестьерами. Большинство туристов сначала отправляются в Сан-Марко, куда они обычно прибывают на корабле (а не сваливаются на пол из картины в дом знаменитого художника), потому что железнодорожных станций в это время еще не построили. Что ж, возможно, мне все-таки удастся проплыть мимо Сан-Марко.
Шаги Альбрехта замедляются, и мы, вероятно, почти достигли своей цели. Пересекая мост, раскинувшийся над узким каналом, мы входим в небольшой район, который гудит, словно перенаселенный остров посреди Каннареджо. Через ворота, мимо двух мрачно глядящих на нас мужчин, мы выходим на мощеную площадь, окруженную многоэтажными жилыми домами, как гигантскими зубцами. Прежде чем успеваю спросить, где мы оказались, Дюрер склоняется ко мне сам:
– Гетто-Ново, еврейский район в Венеции.
Заинтригованная, я осматриваю оживленную площадь. На нижних этажах расположены магазины, где один примыкает к другому. С первого взгляда узнаю обменные пункты, мебельные и продуктовые магазины. По всей площади разбросаны торговые киоски, которые обходят многочисленные обитатели гетто.
– На ночь квартал будет закрываться, поэтому я так спешил, чтобы мы успели до закрытия ворот, – объясняет мне Альбрехт, когда мы пересекаем Кампо.
Хмм… Так вот кем были те суровые мужчины, мимо которых мы только что прошли. Охранники. Меня посещает неприятная мысль, что мы рискуем остаться запертыми на ночь в этом районе. Дюрер ведет меня в магазин, который уходит глубоко в переулки и практически незаметен снаружи. Я не ожидаю чего-то особенного, но, войдя в тесное помещение, глаза распахиваются в немом удивлении. Крохотный магазинчик под завязку набит одеждой, вплотную весящей на длинных шестах вдоль стен: мерцающий шелк, парча и бархат всех возможных оттенков. Когда мы проходим внутрь, в задней части торгового зала что-то шуршит, и нам навстречу выходит низкорослый мужчина с густой бородой, приветственно махая рукой.
– Маэстро Дюрер! – сердечно здоровается он.
– Якопо! – также дружелюбно отвечает торговцу Альбрехт, кланяясь.
– Чем я могу быть вам полезен, маэстро? – Якопо бросает на меня любопытный взгляд, но я не решаюсь снять шляпу с головы и раскрыть, что я женщина. Однако Дюрер дружески кладет мне руку на плечо.
– Моя подруга Розали очень поспешно прибыла в Венецию, – произносит он. – И теперь ей нужна подходящая одежда. Я пообещал, что она непременно найдет все необходимое у вас.
Я все-таки решаюсь снять шляпу, и торговец на мгновение замирает, увидев мое лицо. Но быстро берет себя в руки и хлопает в ладоши, издавая тихий свист, и через мгновение в дверях в задней части комнаты появляется молодая женщина.
– Зита, у нас покупатели!
Через час я уже во всю брожу в море тканей. Зита, дочь владельца лавки, неустанно помогает мне в выборе одежды. Мой необычный наряд, состоящий из брюк и водолазки, она никак не комментирует, только окидывает мою фигуру оценивающим взглядом, а затем приступает к работе. Понятия не имею, как ей удается вылавливать нужные вещи из обилия юбок, лифов, шляп, обуви и аксессуаров, но она, похоже, точно знает, где что лежит.
– Мы – ломбард, – щебечет она, подлетая ко мне с горой одежды в руках и снова исчезая среди ворохов ткани. – Люди приносят нам вещи, а в последние годы поговаривают, что мы еще хорошо разбираемся в моде. Если у богатых горожан или у Нобиле не хватает денег, они приносят нам вещи из своего гардероба и мы продаем их, если они не выкупают их в срок.
Она с широкой улыбкой поправляет на мне юбку ослепительного сине-зеленого оттенка, которая чем-то напоминает мне глаза Лео. Я выбираю ее, даже не узнав о цене. Пока Зита ищет для меня подходящий лиф, я как можно более непринужденно спрашиваю:
– Какая жизнь у вас здесь, в гетто?
Зита прикладывает к моей юбке голубой камзол, проверяя, сочетаются ли цвета, и прищелкнув языком, отбрасывает в сторону.
– Нам не на что жаловаться, – отвечает она. – Моя семья приехала в город почти два столетия назад, когда нас преследовали по всей остальной Европе, обвиняя в распространении Черной Смерти. – Услышав мое пренебрежительное фырканье, она хмурится. – И да, городская администрация продолжает измываться над нами. Заставляет помечать нашу одежду и все в таком духе. Но по сравнению со всем остальным миром в Венеции у нас все очень даже хорошо: мы защищены от лап инквизиции, имеем права и можем беспрепятственно заниматься своими делами.
Она наконец-то подбирает подходящий лиф и даже остается довольна его оттенком. Пока она суетится вокруг меня, помогая его примерить, я обдумываю ее слова.
Ближе к вечеру, как раз успев до закрытия ворот, мы с Дюрером наконец покидаем гетто. Чтобы спокойно вернуться в его квартиру, не привлекая к себе лишнего внимания, я снова накидываю на себя мужскую одежду и плащ. Но в коробках, которые мы тащим с собой, уложен прекрасный женский гардероб, который выглядит как новый. Я потратила всего несколько зехинов (так венецианцы называют золотые монеты), зато теперь отменно обмундирована для венецианской жизни. Ради экономии денег Рубинов, я выбрала себе в основном гамурре – простые деревенские платья, лиф которых зашнуровывается спереди, поверх льняного нижнего платья. И пусть мне показалось это немного неразумно, я таки выбрала себе праздничное голубое платье, цвет которого так напоминает глаза Лео.
– Спасибо, что взяли меня с собой, – говорю я Альбрехту, настоявшему на том, чтобы понести большую часть моих покупок.
– Мне только в радость. Я уже имел дело с Якопо раньше, и могу за него поручиться. Кроме того, я тоже извлек кое-что полезное из нашей поездки и приобрел пару безделушек для своего друга в Нюрнберге, а Якопо никогда не завышает цену, в то время как венецианцы всегда пытаются обобрать до нитки.
На обратном пути через Гранд-канал заходящее солнце медленно окрашивает фасады палаццо в нежно-розовый цвет, а его лучи рассыпаются по воде золотыми бликами. Я в полной мере осознаю, что нахожусь в Венеции, и плавное покачивание гондолы уже не кажется мне таким чужеродным. Левой рукой я обхватываю свой знак зодиака на запястье, скрывающийся под манжетой рубашки. Лео здесь, я чувствую это. И уже завтра, в своей новенькой гамурре, я обшарю каждый уголок лагуны, чтобы его найти.
Глава 11
Боттега Беллини
Я ночую в гардеробной.
Квартира Дюрера небольшая, и он, как человек чести, настойчиво предлагал мне занять его спальню, но я настояла на том, чтобы устроиться в его гардеробной. У соседа Альбрехт раздобыл тонкий матрас, который мы застелили одеялами и подушками. Моя первая ночь в новом месте обещала быть более чем удобной, а поскольку я могу закрыть дверь в свое крошечное пристанище, даже пронзительный храп из соседней комнаты меня не беспокоит.
