Я зевнула.
– Да все просто. Чашка была чистая, приготовлена к употреблению. Зачем ее рассматривать? И он взял ее, наполнил узваром, и все.
Димон доел одну пастилу и принялся за вторую.
– Сначала кто-то ему подливал слабительное. А потом перешел на другое средство? Преступник думал, что триамотин лишит доктора жизни? Затем сообразил, что действует неправильно, и сменил тактику? Кем надо быть, чтобы решить убить человека каплями от запора? Полным идиотом?
– Не все разбираются в медикаментах, – напомнила я. – Интересно, у Буркина понос прекратился? Погоди, я отправлю ему сообщение на ватсапп.
– «Уважаемый Алексей Николаевич, не сидите ли вы на унитазе?» – развеселился Коробков.
– Нет, я другое написала, – возразила я и услышала звонок мобильного. – Димон, молчи. Это Буркин. Алло.
– Добрый вечер, Татьяна, – сказал доктор. – Вы не спите? Я тоже. В туалет бегаю, простите за подробность.
– Можно вам еще один вопрос задать? – осведомилась я.
– Конечно. Слушаю.
– Если вы посещаете санузел, значит, опять выпили капли?
– Похоже на то, – согласился врач.
– Можно вас попросить пользоваться чашками из сервиза, который хранится в столовой в буфете. Там на полках их много, – продолжала я, – не берите свою кружку с котами.
– Почему? – ожидаемо удивился владелец медцентра.
– Возможно, слабительное капают туда, зная, что из этой кружки никто, кроме вас, не пьет, – ответила я, – давайте проверим мое предположение. Просто берите каждый раз из буфета разные чашки.
Буркин кашлянул.
– Елене это не понравится.
– Скажите, что вам после скандала, который устроила Ирина, неприятно пользоваться кружечкой с котами. Не хочется, чтобы кто-либо считал, будто жена вручила ее вам, потому что считает вас ловеласом.
Собеседник издал смешок.
– Это не мой вариант.
– Посоветуйте Елене приобрести чайный сервиз с цветочным или геометрическим орнаментом, – не утихала я, – супруге для этого понадобится некоторое время. Если диарея прекратится, значит, триамотин находился в вашем бокале. И разрешите установить камеры наблюдения внутри дома.
– Никогда! – отрезал Буркин. – Никаких соглядатаев в здании! Нет! Нет! И нет! С чашкой сделаю так, как вы просите. Вдруг вы правы.
Глава двадцать третья
На следующий день мы с Адой сидели в офисе Гаранина.
– Добрый день, – произнес хозяин, стройный мужчина, на вид ровесник моего мужа, – садитесь, пожалуйста. Чай, кофе?
– Спасибо, – улыбнулась Ада Марковна, – нам чаю.
Иосиф подождал, пока мы устроились в креслах, и задал следующий вопрос:
– Чем моя скромная персона заинтересовала сотрудников сына Никифора?
Ада Марковна расплылась в улыбке.
– А я-то все думала, почему мне ваши имя и отчество знакомы? И сейчас догадалась. Ваш отец Петр Гаранин?
– Если учесть, что моя фамилия такая же, а отчество Петрович, то ваше предположение не лишено смысла, – ответил хозяин кабинета, который умел дать ответ на вопрос так, чтобы не произнести ни «да», ни «нет».
– Дачный поселок Светлячок, – неожиданно сказала Ада, – улица Розовая, дом зеленый, а ставни красные. Скамейка во дворе стоит на деревянных медведях. Этакую красоту Никифор, владелец дачи, сам смастерил. Рядом стол, вокруг него стулья, их тоже хозяин сделал. Тихий послеобеденный час. Во дворе устроилась компания: двое мужчин и три женщины. Чай пили, о работе не говорили, редкие минуты отдыха для тех, у кого даже в те далекие времена были мобильные аппараты. Только они назывались «спецсвязь», и пользовались ими через коммутатор. «Алло!», «Третья слушает», «Соедините с Белугой», «Соединяю». Телефоны не выключались, поднять их владельцев могли в любой час суток. В новогоднюю ночь, в двадцать три тридцать, могла прилететь команда: «Выдвигайся». И аллюр три креста
[5] за тревожным чемоданчиком. Но в тот день не было никаких сигналов. Все пили чай. И вдруг! Изгородь, неподалеку от которой расположились друзья, разваливается на части. У всех присутствующих срабатывает автоматическая реакция. Мужчины и женщины за долю секунды скатываются со стульев и оказываются в кустах. Все знают язык сигналов-жестов: «понял, не понял, ты, я, невозможно, я командир, слушай-слышу, на позиции, перезарядка». Никифор показывает: «Замри». Петр отвечает жестом: «Понял». Тишина! И голос подростка: «Мы сломали забор». Ответ другого мальчишки: «Влетит нам!» Никифор выходит из зарослей. Пред его глазами развертывается такая картина: в изгороди дыра, из нее торчит передняя часть мотоцикла. На участке два паренька… Иван и Иосиф. Ваня – сын Никифора, Иосиф – Петра. «Все равно забор старый, – говорит Рина, выбираясь из кустов, – я хотела нанять рабочих, новый поставить. Отлично получилось, сэкономлю на сносе».
Хозяин кабинета привстал.
– Дюдюня?
Ада Марковна улыбнулась.
– Только не говори, что не узнал меня. Татьяна тебя предупредила: «Приеду не одна». У тебя камеры небось везде понатыканы!
– За видео следит специально обученный человек, – стал оправдываться Иосиф.
Дюдюня прищурилась.
– Ты не посмотрел, кем является Сергеева? Не узнал, что мы вместе служим? И почему ты не звонишь Ивану? Не поздравляешь Рину с праздниками? После смерти родителей ты, Йося, пропал, как в воду канул.
Гаранин стал оправдываться:
– Татьяна сообщила о том, что с ней придет еще один человек. Но тебя нет в списке сотрудников Ивана. И вообще…
Иосиф замолчал.
Дюдюня рассмеялась.
– Ты полагал, что Ада с Риной давно на кладбище. Мальчик, мы из породы бессмертных горцев, которые основали особые бригады. То, что Таня жена Вани, надеюсь, ты знаешь.
Гаранин кивнул.
– Вот и славно, – обрадовалась Ада, – а теперь давай поговорим не как посторонние. Мне кофейку, капучино, сделай его послаще и подай что-нибудь вкусное к нему. Пирожное! Только не из магазина за углом. Танюша?
Я подключилась к разговору:
– Добрый день, Иосиф Петрович. С удовольствием выпью чаю с конфетами, желательно из настоящего шоколада.
– Сейчас организуют, – пообещал профессор.
– Отлично, – улыбнулась Ада, – пока тот, кто слушал нашу беседу…
– В моем кабинете чисто, – возразил Гаранин.
