— Давид! — вскрик Арины пугает ублюдка, он на секунду сомневается, добивать меня или нет. Из квартиры спасительный луч прокладывает ленту до моих ног.
Слепну опять. То ли от удара в грудину, то ли от яркого освещения.
Я боюсь, что потеряю равновесие или сознание, а этот конченный нарик нападет на девушку, а там еще и дети, потому зверею по щелчку и даю мудаку в рожу, слыша, как хрустит от удара кулак и лопается кожа подонка.
Меня откидывает на стену от толчка.
И все затихает. Припав на колено, считаю топот удаляющихся ног. Как он после моего удара вообще встал? Ла, надо меньше пить. Приближающиеся шлепки привлекают мое внимание, но сразу подняться не получается. Арина босиком за мной выбежала, вот же глупая.
— Боже… Давид, зачем ты вышел? — у нее меняется голос. С холодного он перетекает в тревожный, дрожащий. — Поднимайся, — она маленькая, невысокая, но у нее хватает духу поднырнуть под меня и толкнуть вверх.
Встаю на ноги и плетусь вместе с девушкой, обнимая ее за талию, жадно вдыхая свежий запах волос. Возбуждаюсь и горю рядом с ней, а всплеск адреналина только хуже делает. Ненавижу себя за это. Вот бы поухаживать, как все нормальные мужики, но нет же, мне сразу вкусненькое подавай. Какая баба не сбежит?
Арина заставляет встать у стены в коридоре, не понимая, что обжигает меня прикосновениями, касается груди и живота, проверяя, что я цел, быстро закрывает дверь и, возвращаясь мне под руку, тянет в ванную. Я делаю вид, что мне хреново, слабо переставляю ноги, на самом деле же — меня ведет от нее, а не от драки.
— Ма-а-ам, — выглядывает из комнаты обеспокоенный Мишка.
— Сидите в комнате! — отмахивается Ласточка и тащит меня дальше.
В маленьком помещении нам тесно вдвоем, но девушка не сдается, толкает меня, заставляя сесть на край ванны, а сама мечется от умывальника до полочки. Наверху стоит металлическая коробка с нарисованными на салатовом фоне зебрами, и Ласточка не дотягивается, чтобы ее достать. Мне приходится подняться и помочь, прижаться всем корпусом к девушке и почувствовать каждый изгиб женского тела.
Издевательство.
Она быстро поворачивается и оставляет коробку между нами.
— Не волнуйся так, — хрипло смеюсь, разглядывая ее румяное лицо. — Ничего же не случилось.
— Ты весь в крови, — еле шевелит губами. Хочу толкнуться в них до невозможной глубины. И не только языком.
— Плевать, — тембр от возбуждения снижается, — за то ты уже не выкаешь.
— Совсем дурак? — она вскидывает бровь и продолжает шептать. Видимо, не хочет пугать детей произошедшим. — Чего ты прицепился ко мне, доктор Аверин?
— Хочу тебя, — усмехаюсь, ведь ответ очевиден.
— Я замужем, — на ее щеках настоящие розы смущения, и я, наглея, запускаю пальцы в густые волосы и тяну девушку на себя. Коробка все еще мешает, упирается мне в живот, но я совершенно очумел от этой женщины.
— Врешь, Ласточка, — шепчу в приоткрытый от удивления рот, но держусь на расстоянии, не давлю и не напираю. Она сама должна податься вперед, позволить взять ее.
— Сиди уже, — Арина отталкивает меня в грудь, но у нее не получается.
Замечая панику в ясных глазах, все-таки сажусь на бортик ванны. Скрывать возбуждение смысла нет. Девушка встает между моих ног и упрямо не опускает взгляд, но по блеску в радужках осознаю, что мое состояние и реакция ее очень даже волнуют.
— Ты очень красивая, — прикрываю глаза, когда она касается моего подбородка влажной ваткой.
— И чужая, зарубите себе на носу, докторишка.
Словечко-то какое… меткое.
Жду, пока она уберет капельки крови с моей щеки, бросит на край умывальника кусочки испорченной ваты, только потом перехватываю ее ладошку и тяну к губам. Один вдох, движение вверх, и она уже дрожит, как лист на ветру, качается от трепета и закатывает глаза, сдерживая свои эмоции и чувства.
Давит на подходе стон.
У нее весь вечер зрачки расширены, дыхание частое, глубокое, а сердце лупит в грудь так, будто выскочить желает. Она хочет меня, только себе не признается в этом.
— Давид, прекратите, — вырывается Ласточка, но стоит мне коснуться линии жизни языком, выпускает свист поражения.
— Я тебя добьюсь, Ласточка, — пьяно шепчу, захватывая пальчик губами, покусывая нежную кожу.
— Уходите, — шипит она, снова пытаясь вырваться.
— А как же чай? — поднимаю взгляд, скрещиваясь с ее испугом и жаждой.
— Дома попьете.
— Н-но й-я-а з-же роанен, — язык заплетается от хмельного состояния, приправленного острым желанием ее отыметь прямо здесь, на стиралке.
— Царапина, — шепчет, хлопает густыми ресницами, а я ныряю в серебро ее глаз, как в бездонные воды океана.
— Н-не выгоняй, прошу тебя, я буду слушаться, — поднимаю шутливо руки, отпуская ее. Хотя это и сложно дается.
Девушка тут же отступает, влипая в стену лопатками. Не сильно далеко получается, рукой дотянусь, но ее вид, загнанный и пораженный, меня немного приводит в чувства.
— Еще раз полезешь, свалишь в туман, — огрызается яростным шепотом, тыча в меня крошечным пальчиком. — Уяснил?
— Яснее некуда, — роняю голову.
Ласточка срывается с места, как птица с провода, и исчезает за дверями, а я еще некоторое время сижу и разглядываю сбитые костяшки на руке. Завтра гематома будет, если холодное не приложить.
Но Арина тут же возвращается и протягивает мне пачку масла, завернутую в вафельное полотенце.
— Иди к столу, поздно уже, детей пора спать укладывать.
— Арин, — окликаю ее. — Где он? Твой муж…
— В командировке, — заготовлено отвечает и снова скрывается в коридоре. — Дети, идите пить чай.
— Ма, а кто кличал? — интересуется Юла.
— Да это соседи буянили, — поясняет Арина, и они малым табуном проходят мимо приоткрытой двери ванной.
Я плетусь следом. Прячу ударенную руку за спиной и застываю в дверях, понимая, что кухня слишком маленькая для нашей оравы. А мне со своей комплекцией вообще сесть негде.
Арина понимает это и, заламывая руки, показывает на единственный оставшийся стульчик у окна.
— Я, пожалуй, пойду, — улыбаюсь малышам. Они уже наминают торчик, а малявка так прикольно мычит, выражая восторг от десерта.
— Но как зе цяй? — с набитым ртом спрашивает девочка.
— В другой раз, Юла. Миша, — обращаюсь к мальчику, что тоже с удовольствием ест торт, но не торопится, как сестра, а откалывает кусочки вилкой и медленно подносит ко рту, вдыхая аромат выпечки. Услышав свое имя, он поднимает на меня синий взор, и тут же хмурит темные брови. — Там, в пакетах, для вас есть подарки, поможешь сестре распечатать?
