— Вот и ответ, — шепчет он, поглаживая меня сверху, не проникая, лишь распаляя, а мне хочется большего. И пусть спина тянет, я чувствую себя словно в колыбели. От горячих движений мышцы бедер сами раскрываются, позволяют ему больше, пропускают глубже.
— Пусти, — мычу, но звук смазывается за счет широкой ладони. Она не сильно держит, но я и не сильно вырываюсь. Могу, даже жертвуя здоровьем, но не хочу.
— Кричать не будешь? — усмехается Давид, внимательно разглядывая мои широко распахнутые глаза. — Не будешь, — сам же отвечает и убирает ладонь от губ. Чтобы переместить ее ниже, сначала на грудь, цепляя сжатые до боли соски, затем скользя по животу и замирая на границе волос. Давид сдвигается мне в ноги, наклоняется, будто он мой раб, а я в предвкушении забираюсь пальцами в его густые волосы и неосознанно тяну на себя.
Я, наверное, сплю. Все это так нереально и сказочно, что просто нет сил верить во что-то еще.
Крупные ладони придерживают мои ягодицы, фиксируя, чтобы не выгибалась, а горячие мягкие губы опускаются по животу вниз, собирая крупные мурашки и дрожь.
Ловлю каждое его движение, чувствую каждый выдох, что опаляет жаром, и каждый вдох, что холодит и покрывает кожу пупырышками.
Первый удар по клитору языком кажется нестерпимо ярким, а плавное погружение пальца растягивает стенки до обжигающей волны, затмевающей разум, и меня накрывает оргазмом. За секунды. За мгновение. Я даже не успеваю осознать, что происходит. Содрогаюсь в чутких руках, под настойчивым языком, не сдерживаю тонкий вскрик.
Давид не прекращает ласкать внутри, придерживает ладонью низ живота и пальцем поглаживает стеночки, перебирает их, будто струны. И я играю. Пою. Звучу. По-настоящему и впервые за много лет. Это постепенно снимает спазм, но накатывает еще большим жаром, чем раньше. Ноги отнимает, но не от боли, а теплой волны, что накрыла тело.
— Еще раз, Арина, — хрустяще протягивает Давид, немного поднимаясь и касаясь невесомо моих губ губами. От него пряно пахнет моим поражением.
— Не смогу, — необузданная радость дрожит в уголках губ, заставляя меня улыбаться.
— Спорим? — его взгляд — кристальный, он сметает все сомнения, погружает меня в необыкновенное состояние эйфории. Сродни райскому наслаждению, если такое бывает.
Киваю. Замечаю, что мои руки шарят по его груди, задирают футболку, щупают каменные мышцы. Мужчина реагирует на каждое прикосновение, но сейчас он занят не собой. Он поглощен мной, будто дышит и живет только благодаря моему дыханию. Продолжая плавные толчки пальцем, он смотрит в мои глаза и восхитительно улыбается, когда я не сдерживаю очередной стон.
Откидываюсь на подушку, отпускаю его плечи, хотя они мне жизненно необходимы, но я улечу, если не схвачусь за что-то приземленное. Простынь трещит под пальцами, спина, словно и не больная, выгибается, а широкая амплитуда поршневых движений вырывает из меня очередной пик. Выше прежнего.
На этот раз я вскрикиваю и закрываю ладонью губы. Сотрясаясь, словно во мне взорвались тысячи фейерверков.
— И последний… — смеется Давид.
Я растекаюсь по кровати, как желе. Слабо качаю головой, мол, и второй еле вытащила, а третий — нереально.
— Да-да… Ты сможешь, — шепчет, и в его синих радужках сверкают непокорные огни. Он немного подается вверх, закатывает мою футболку, оголяя грудь, тут же ловко цепляет вершинку соска языком, а пальцы все еще во мне, они творят что-то необъяснимое, такое порочное, что я задыхаюсь от малейшего их движения. Нажимая на какие-то сверх чувствительные точки, Давид восторженно смотрит на меня, облизывает сосок и смеется глазами. В синеве появляется тьма, капельки ночи, что втягивают меня в бездну порока и жажды. Я понимаю, что в этот миг пропала. Он поработил меня собой. Легко. Игриво. Не напрягаясь.
В этот раз дойти до пика было тоже не сложно. Я была настолько разогрета и готова, что сама удивилась, как это получилось. Столько времени была без секса, что, кажется, войди он в меня — кончила бы раза три подряд. Но Давид не давал мне сорваться с обрыва, придерживал на краю, доводил до вот-вот уже… и притормаживал. Оттягивал удовольствие, заставляя меня рычать от нетерпения и тянуться со стоном за его руками и ласками.
— Ласточка, потерпи немного…
Согнув мои ноги еще больше, раскинул их в стороны максимально, слегка надавил на колени, чтобы приподняла бедра. Я боялась, что прострел даст о себе знать, но растекающееся наслаждение затмило боль и сожгло ее напрочь.
Я помню каждую ночь с ним, но такого он никогда не делал. Так… не совращал умело.
Наклонившись, вобрал губами сосок, прикусил до дрожи, оттянул, чтобы снова жадно впиться в него, защекотать. Одна рука плавно погружала в меня несколько пальцев, растягивая и сжигая давлением, а вторая сначала сместилась на ягодицу, чтобы осторожно прикоснуться к анусу, нажать, плавно и нежно вталкиваясь, чтобы тут же вырвать из меня оргазм, выше которого только смерть.
Кажется, в этот раз я кричала очень громко. Затыкала ладонями рот, но меня крутило и сотрясало на кровати в конвульсиях долго, пока не рухнула, влажная и счастливая, на простынь, а Давид оказался сверху и, ласково подцепив подбородок двумя пальцами, коснулся легким поцелуем моих губ.
— Вот теперь душ и спать… А после продолжим лечение, — и я обняла его за шею, позволила себя унести в ванную и даже не пикнула, пока он меня мылил и купал. Было сладко и хорошо. Так хорошо, что не хотелось просыпаться. Если кто-то потревожит мой прекрасный сон, я его убью.
Глава 20
Давид. Наши дни
— Мама! Смотли, что Давид мне купил, — малая, выскакивая из-под ног в комнату и не давая мне и слово вставить, кружится на месте. Как у нее завода хватило с утра: дорога, магазины, кафе, игровые комнаты? Светлое пальтишко с крупными складками на спине, что понравилось Юле больше всего, разлетается в стороны, а кудряшки, что мы завили в салоне красоты, спиральками прыгают на крошечных плечах.
— Ты моя красавица, — Арина протягивает руки к дочери, и та галопом летит в объятия.
— Воу-воу, Юла, потише, мама еще больна, — поймав девчонку за воротник, придерживаю осторожно и наклоняюсь, чтобы поцеловать Ласточку, но ее слабое покачивание подбородка, поджатые губы и сосредоточенный взгляд останавливают.
— А есьо! — задыхается от восторга девчонка, ластится к ладоням Арины, целует в щеку, накрывая счастливую улыбку мамы густыми прядями волос. — Там столько класивых платьев и коcюмов! Я тебе все-все показу, — малышка бережно обнимает Ласточку ручонками и веселым вихрем сматывается в соседнюю комнату, ловко обходя Мишу, что застыл у двери.
— Мам, тебе лучше? — он хмурится с самого утра, но не признался, что его тревожит, а я не знаток детской психологии. Решил, что отвлечь мальца будет лучше всего. Только он все равно ходил все это время мрачнее тучи.
— Намного, Михась, — Арина тянет к нему руку, но мальчик отступает и, переводя настороженный прищур на меня, коротко отмахивается.
