Глава 1
Есения
— Эни, не смотри так! — фыркнула мама и вместо того, чтобы обнять, сказать что-то ласковое, утешительное, замерла у ростового зеркала проверить свою идеальную прическу.
Она беззаботно улыбнулась, слегка приподняла светлые прямые волосы ухоженными пальчиками и расправила шелковистые пряди на плечах. Любовно, нежно. Тяжелые серьги поблескивали в зеркале, ослепляя, и мне вновь захотелось отвернуться.
Я ее в тот миг ненавидела. Так сильно, что кровь мчалась по венам бурным потоком и с болью ударялась в виски, почти оглушая.
— Я ничего тебе не сделала, что ты вот так… относишься, — для вида возмутилась мама. — Не осуждай то, чего не понимаешь, зайка. Хватит смотреть на меня, как на врага. Не молчи, Эн. Я как лучше хочу, очень стараюсь ради тебя.
Вот бы рассмеяться ей в лицо. Зайка? Ради меня? Правда?
— И папа тоже, ты знаешь, — добавила мама. Или добила.
Захотелось крикнуть во всю горлянку. А еще лучше — сбежать.
Но я стояла, как послушный солдат на службе. Стояла и смотрела на бледное отражение напротив, не позволяя слезам сорваться с ресниц. Если свадебный макияж испорчу, мама с ума сойдет и меня сведет. Пусть лучше причитает и делает вид, что ей не все равно.
Иногда казалось, что она мне неродная. Все важные события моей жизни, все теплые воспоминания и яркие эмоции связаны только с отцом.
Были.
Потому что теперь он тоже меня предал. А если точнее — продал. Не отступил от задуманного, не отказался от договорного брака, не сделал возможное и невозможное, чтобы меня спасти. Бросил голодному псу на растерзание. Ради бизнеса, авторитета и чужой империи…
Вы спросите, как в век высоких технологий, модных приговоров, сексуальной революции, скоростного интернета, соцсетей и лабутенов могло такое случиться? Элементарно. Нужно было сделать ставку на рискованный проект, когда компания едва стоит на ногах. И прогореть.
— Есения, хватит дуться! — неискренне заныла мама. Красовалась и крутилась около зеркала, будто не я, а она невеста. Загораживала половину моего отражения, в этом я могла даже выразить ей благодарность — смотреть на себя было противно. — Как ребенок обиделась.
Кремовое платье, что маме шили на заказ, замечательно подчеркивало подтянутые формы, упругие ягодицы, прятало сильные бедра, но открывало угловатые колени и тонкие голени. Высокий каблук делал ее выше, стройнее. На шее и ушах сверкали бриллианты в оправе из белого золота — папа не пожалел роскоши ради моей свадьбы, любая бы девушка позавидовала, а мне все осточертело.
Надоело.
Будто счастье можно найти только в отблесках дорогих камней и количестве нулей на счету. Неправда! Счастье кроется в других вещах, более хрупких, нежных и недостижимых.
Иллюзорных…
— Все в порядке, — я с трудом ответила. Хотелось, чтобы мама отстала. — Не причитай, пожалуйста.
— Да я вообще молчу! — вырвалось из ее рта, и я неосознанно зажмурилась.
Никак не могу забыть, что видела несколько недель назад, до краха папиного бизнеса, вот и не получается простить матери. Смотрю на самого родного человека, который меня выпустил на свет, кормил из ложечки, памперсы менял, в сад водил, и горько во рту.
Как она могла? Как? Я не понимаю…
Корсет дорогущего изысканного платья от Завьялова невыносимо сжимал легкие, выдавливая воздух. Грудь ныла от тесноты корсета, и я белела от слабости, задыхалась. Не из-за одежды, а от страха. Мерзкого страха, что будто царапал спину железными когтями.
Кем я буду завтра? Кем стану сегодня ночью? Шлюхой богача? Игрушкой толстосума? Как заиграет мой позор в лентах новостей…
— Да ты будешь в богатстве купаться. Не бледней, Эни, — без стыда продолжила мама. На ее лице была такая обиженная мина, будто она крутую тачку мне подарила, а я не оценила щедрый жест — носом кручу, привереда. — Эн? Ну разве ты не понимала, что семьи нашего уровня никогда не играют в любовь?
Только она сокращает мое имя до неузнаваемости, и звучит оно слишком на западный манер, будто я — заморская принцесса, а не русская девушка, названная в честь папиной бабушки.
И это «не играют в любовь» — будто нож в спину, захотелось матюкнуться маме в лицо, чтобы отстала. Я даже губу закусила, чтобы не взбеситься — хотя это на меня совсем не похоже. Вывести меня из себя мог разве что непоседа Андрэ и то он вызывал во мне только положительные эмоции и заставлял смеяться до слез.
— Мне не нужны роскошь и лоск, — все-таки вырвалось. Губы защекотало, глаза налились горячей влагой. Я сдержала ее взгляд, не шелохнулась, а по коже табуном помчались мурашки. Сейчас ударит. Ударит же!
Маму в отражении аж перекосило. Зря я брякнула, нужно было промолчать.
— А что, любовь нужна? — фыркнув, она потерла нос. Он у нее красивый, ровный, подправленный в клинике, избавлен от малейших дефектов и родинок.
Я бросила взгляд на себя — пугало писанное, в изысканных шмотках, но блеклое, как поганка. Только на лице пучки веснушек, спрятанные под тоналкой, отчего я казалась восковой фигуркой на подставке. Без косметики я будто в корицу головой окунулась, вся в пятнышки. Веснушек ни у папы, ни у мамы нет. Откуда они только взялись? Бабуля наградила? Только я ее уже не помню, ее не стало — я еще в садик ходила, а на фото не сильно видно.
Удалять веснушки чисткой, по совету мамы, я отказалась. Мне мои недостатки не мешают жить, в отличие от некоторых, которые продолжают пилить-пилить-пилить и доказывать, что я — лишь дорогой товар, должна следить за собой, ухаживать за бренным телом.
Чтобы лечь под нелюбимого?
На кой я сдалась этому безликому богачу? Лучше бы уродиной родилась, спокойно бы жила себе и горя не знала. Хотя разве деньги не решают все? Будь я хоть единственным страшилищем на земле, ничего бы не изменилось.
— Чувства и страсть в семейном благополучии не главное, — противно защебетала мама, не обращая внимания на то, что я мотаю головой и, отмахиваясь, прошу прекратить нотации. Снова и снова умоляю.
— Да замолчи ты! — вылетела злость через зубы. — Я уже дала согласие, прекрати, прошу тебя…
— Со временем привыкнешь к мужу, — тщетно, она не услышала. — И его прихоти не будут казаться чем-то ужасным и противным. Первое время будешь думать, что жизнь разделилась на «до» и «после», но позже, может, даже полюбишь его… Хотя и без этого можно прекрасно наслаждаться жизнью.
Видела я, как она умеет наслаждаться. До сих пор горько, и смотреть на ее лицо, что опускалось над… мне даже вспоминать тошно!
— Ты тоже привыкала? — убила бы взглядом. Рассказала бы отцу правду, но не смею — он слишком ее ценит и бережет. Это уничтожит его, особенно сейчас. — Любила папу хоть немного? Любишь сейчас?
