— Зачем эти мучения тогда? — я смотрела вниз, боясь, что иду по хрупкому льду. — Зачем тебе жена? Для секса есть девочки по вызову.
— Они меня не устраивают, — его тон был не страшным, спокойным, но я все равно дернулась. Будто меня ударили по лицу.
— А я устраиваю? Ты меня не знаешь, чтоб я могла тебя устраивать! Вдруг я хуже бревна?
— Вот и проверим, — все тот же ровный тон, намекающий больше на то, что я ему безразлична и не вызываю возбуждение.
Да какого хрена? Что ему нужно?!
— Тебе самому эта ситуация противна, — предположила я.
— Ты слишком болтлива. Помолчи.
Съехал ловко с темы, отвернулся в окно, достал телефон из кармана пальто и проверил время. Вернул его на место и вольготно откинулся на спинку сидения.
— Не хочу, — обнаглев, я коснулась его руки на колене, но когда он убрал ее, словно обжегся, замялась. — Ты мой муж, Ренат. Если я должна исполнять супружеский долг, ты обязан удовлетворять меня тоже.
— Ты будешь удовлетворена, не переживай, — опасные глаза впились в мое лицо, густые ресницы обрушили тень на смуглые щеки мужа.
— Нет, я о другом. Хочу знать о тебе больше. Какое время года ты любишь?
— Что за банальщина? — он смахнул с плеча ворсинку и отряхнулся. — Мне все равно, какое время года.
— Уже что-то. Разнообразный, значит. А какой спорт предпочитаешь? — оглядела его плечи и сильные руки. Высушенные, мозолистые, будто штанги таскает целыми днями.
— Приедем в номер, покажу.
— Секс — не спорт…
— Кому что, — он приподнял бровь.
— А что читаешь?
— Явно не то, что предпочитает ты, — его кривая улыбка бесила, но блеск в прищуре глаз заставлял идти дальше. Я должна нащупать хоть что-то, потому что муж закрытый, как ракушка.
Мы какое-то время ехали молча. Ренат не двигался и, казалось, не дышал, только рука на колене время от времени подрагивала.
Когда жертве дают волю, убирают тяжелую цепь с шеи, она думает, что никто больше не обидит — теряет бдительность. Так и я, пока меня не трогают, не бьют, не заставляют делать непристойности, я пытаюсь жить и идти дальше. Ведь все мы люди и стремимся к покою и гармонии. Даже тот, кто глубоко закопал в себе человечность.
— А что ты…
— Хватит, — рубанул Ренат. — Я устал и не хочу с тобой говорить. Помолчи. До номера хотя бы, там можешь и покричать… подо мной. Разрешаю.
Я настороженно кивнула, сложила ладони друг на дружку и рискнула снова открыть рот:
— Ренат, ты обещал дать мне время.
— Ты это время профукала пустыми разговорами.
— Вот оно что. Так ты еще и слаб на слово…
Ренат засмеялся в потолок, глухо и сдавлено.
— Ты стала моей женой, обещая разделять со мной постель. Или думаешь, что я два года буду воздерживаться, чтобы тебе было комфортно?
— Что за срочность? Я не могу так, мне нужно хотя бы к мысли привыкнуть. К тебе привыкнуть.
— Я дал месяц на раздумья, достаточно времени, чтобы привыкнуть к мысли, что ты теперь…
В лицо ударил жар от возмущения.
— Месяц?! Тот месяц, когда жених ни разу не появился и не соизволил со мной познакомиться?
— Я был занят.
— Тогда верни мне этот месяц, чтобы восполнить пробелы. Я ведь не отказываюсь, только прошу к себе уважения. Неужели это так сложно понять? Прошу тебя, дай мне немного привыкнуть к тебе… узнать получше.
— Нет. Ты слишком противоречива и переменчива, а у меня нет времени тебя уламывать. Привыкнешь в процессе.
Я фыркнула, сложила руки на груди, перекинула ногу на ногу и уткнулась в окно.
— Чтоб тебя… чурбан деревенский. Не позволю к себе притронуться, так и знай, — сцепила зубы, понимая, что подлила масла в огонь.
— Позволишь.
— Козел…
— Егор, подними перегородку, — скомандовал муж охраннику. — И включи музыку погромче.
Легкий шорох оборвался мощной волной звуков.
Я натянулась. Что он делает? Мы же в машине. Выглянула через плечо и уронила челюсть, когда увидела, что муж расстегивает ремень и смотрит на меня, как дикий зверь.
— Не смей… — я повернулась лицом, выставила ладони, защищаясь, забилась в угол.
— Я предупреждал, чтобы ты слушалась.
— Я не буду больше. Прошу, не надо… — когда он наклонился ко мне, я ударилась лопатками в окно. Руки уперлись в каменную грудь, но не сдвинули ее и на сантиметр.
Ренат обхватил мою талию, дернул на себя и завалил на сидение. Я не успела вывернуться, ударилась затылком об обшивку авто, растянулась под мужчиной и беспомощно забилась в истерике.
— Нет! Пусти!
Он не слушал. Ладони скользнули по ногам, обжигая теплом сквозь тонкий капрон чулок.
Я осознала, что сотворила глупость. Он был и так на взводе, а я добавила.
— Ренат, услышь меня, пожалуйста. Не здесь, не сейчас. Умоляю…
— А ты слышала, когда я просил тебя молчать? — он дернул юбку вверх и раздвинул мне ноги.
Мне было жарко в пальто, я тряслась в сильных руках и не могла придумать выход. Сто раз пожалела о каждом сказанном слове и, выбившись из сил в крепких объятиях, закрыла глаза и почти задохнулась, когда его рука добралась до горячей точки.
Ренат замер. Пальцы коснулись голой кожи, а в глазах мужа полыхнуло пламя.
— Для меня разделась? — заговорил в ухо, перекрикивая музыку. — Зачем из себя недотрогу строишь тогда? Чтобы разозлить меня? Любишь поострее?
— Я никак не люблю! — попыталась свести ноги, но рука мужа не позволила. Горячие пальцы закружились в немыслимом танце на чувствительной точке, выдергивая из меня боль, смешанную с необъяснимыми ощущениями. Грудь распирало от воздуха и жутких ударов сердца под клети ребер, между ног ныло, сводя судорогами спину и низ живота. Совсем другие ощущения, не такие, как когда я сама трогала себя пальцами, они мощнее, глубже и порочнее.
От ловких и быстрых прикосновений меня внезапно подбросило, прострелило мышцы, свело пальчики на ногах, тело смяло-скрутило в опытных руках и обрушило в горячий котел наслаждения.
Стало жутко стыдно. Я расслабила руки, позволив им упасть вдоль тела, и отвернулась, уткнув взгляд в кожаную спинку сидения. Не хочу на Рената смотреть и знать его не хочу.
Глава 17
Ренат
Она была без белья. Аккуратно выбритая, чистая и притягивающая взгляд. Мне, мужчине без нормального секса почти год, сложно было не реагировать. Я будто в пепел превратился. Рассыпался. Смотрел жене между ног и не понимал, что происходит. Почему она так сделала? Готовилась? Или не нашла в своем набитом дорогим тряпьем чемодане достойных трусов?
