Было далеко за полдень, когда я покинул теплую постель той, кого никогда больше не увижу и имени не узнаю. Мне было все равно, кто она.
Несколько часов простоял на мосту канала Сен-Мартен, словил себя на мысли, что Валери здесь бы понравилось. В груди монотонно ныло уже который месяц, но я впервые чувствовал что-то, кроме боли. И что это такое, не мог понять. Горячее, звенящее, распирающее ребра, сжимающее сердце иначе, не выдавливая кровь, а напротив, качая его, наполняя мою жизнь смыслом.
После многочасовой прогулки в одиночестве (охрана не отставала, но держалась в стороне) я снял номер в какой-то забегаловке на окраине Парижа и, разрешив ребятам, стерегущим мою никчемную жизнь, разместиться внутри комнаты, завалился спать.
Проснулся с гнетущей мыслью, от которой хотелось повеситься.
Нафига мне золото, если тебя рядом нет? Зачем мне особняк, земля, богатства, если все не с тобой? Валери… Как же я по тебе скучаю.
Телефон не включал. Не ел и ничего не хотел. Только воду пил без конца.
К закату стало так кисло, что я выбрался на улицу и пошел куда глаза глядят. Следом трое, словно тени, телохранители. Дед приставил, я отказывался, но он настоял. Сказал, что теперь я одиночество не могу себе позволить. И снова напомнил, что я СЛОВО дал. Дал, черт возьми!
Я бороздил дорогими подошвами каменную кладку и пытался принять свою бессмысленную жизнь, принять свою внезапную порочность и слабость, согласиться с агрессией и нервозностью.
Я таким раньше не был, но меня и предупреждали, что стоит ожидать перемен.
Когда-то я считал себя сильным, был настоящим крепким плечом для супруги. Мы четыре года боролись за наше будущее, делали все, что в наших силах, а когда счастье оказалось так близко, что можно было его потрогать ладонью, мое сердце разорвалось на кусочки. И Валери не стало.
Наверное, я тоже тогда ушел. Вслед за ней. И если бы не дед, не его жажда продлить род Волгиных, не его взятое с меня СЛОВО и не мое обещание сделать все, что в моих силах — я бы оставил этот мир и бросился бы за любимой женой.
Прошел день. Шумный Париж затих, люди растянулись по уютным улочкам, щедро приукрашенным осенью, спрятались в кафешках. Неугомонные голоса ребятни умолкли, машины, размеренно шурша резиной, катились вперед, в нужное каждому никуда.
Я едва волочил ноги, выглаживая и без того гладкую плитку парижского бульвара, когда решил, наконец, вернуться в номер к жене.
Не знаю, что скажу ей и как буду себя вести. Все вышло из-под контроля и слово, данное деду, внезапно стало для меня горькой пилюлей.
Да какого черта меня это мучает?! Что со мной?
На телефон я с вечера не отвечал, выключил звук, а если что-то важное, знал — Егор сообщит. У него все полномочия и связи. От юриста до личного стоматолога.
Но пора возвращаться в реальность, все равно от нее не убежишь.
— Егор, — я набрал главного охранника, которого оставил возле жены с надежной группой ребят. — Как она?
— Спрашивала о вас только утром, — отчитался Меркулов.
— Что ты ей ответил?
— Вы на выезде, конечно. На важной встрече.
Я усмехнулся. Хорошенький выезд. Ненавижу себя теперь, но все-таки это лучше, чем насилие. Совсем крышу снесло от ее выходок.
Правильный ли я выбор сделал, когда взял Есению в жены? Надо было все-таки встретиться с девушкой до свадьбы.
Но я не хотел. Решил, что любую возьму, все равно любить не собираюсь, только трахать ее. Ткнул в первую попавшую знатную семью, проверил ее здоровье и думал, что все пройдет гладко. Наивный.
— Ренат Эдуардович, куда везти Есению? — учтиво осведомился охранник. — Говорить о вас?
— А вы где?
— Она попросилась в магазин — одежду купить. Жду вот, пока переодевается. Она с другом. Я его пробил — надежный товарищ — Андрэ Флобер, без приводов и скандалов. У него свое ателье на Божоле. Холост, дружат с Брагиной с детства.
— Передай адрес Косте, я подъеду. Жене ничего не говори. Да, узнай аккуратно, какие она любит цветы, и скинь мне смской.
— Принято, шеф. Займет пару минут.
Я отключил связь и откинулся затылком на сидение. Закрыв глаза, неожиданно внутренним взором увидел мерцание молний в иллюминаторе, большие радужки, как две планеты, затягивающие внутрь, заполненные слезами. И шевеление губ… Пожалуйста… Пожалуйста…
Етить!
Да она просто дорогая кукла, не более. Что меня так торкает?
Через минуту телефон взорвался новым входящим звонком.
— Я же просил смс…
— Есения пропала, — запыхавшись, бросил в трубку Егор. — Вашей жены здесь нет. По словам Флобера она ушла десять минут назад, якобы подышать воздухом, но снаружи ее нет! Ребята уже прочесывают периметр.
— Что?! Быстро! Найти! Ты же знаешь, кто я, и как опасно жене находиться одной в таком крупном городе. Без охраны. Егор, твою мать, надо было с ней трусы примерять! Я с тебя кожу живьем сниму, если с женой что-то случится.
Егор не ответив, отключился, будто телефон внезапно вышел из строя, или Меркулов не захотел больше слушать мои угрозы. Сука! Вот растяпы недоделанные. Вот он, первый недостаток миллиардов в кармане — ты нигде не чувствуешь себя в безопасности. Даже жена, которую не любишь, не ценишь, — для новых голодных врагов — лишь цель.
Водитель и охранник на переднем сидении переглянулись и быстро среагировали. Первый вжал педаль газа, второй связался с группой из другой машины, чтобы следовали за нами и были наготове.
Мне оставалось лишь влипнуть в сидение и верить, что Есения не наделает глупостей. И что с ней ничего не случится.
Не могла же Брагина сбежать, после того, что я вчера сделал? Неужели так сильно испугалась? Да она не посмела бы! Ведь знает, что ее отцу тогда не поздоровится.
Гнев и волнение хлынули в лицо, сердце глухо ударилось в ребра, в ушах засвистело от скорости.
Самое противное, что я волновался не из-за ее шалости, если это все-таки попытка сбежать, а из-за того, что могло случиться непоправимое. Если мои недоброжелатели, а их слишком много теперь, поймают Есению, могут не просто не пощадить, а закончить то, что я начал вчера. В этом мире жестоких денег нет справедливости, чистоты и доброты, и я откровенно не хотел в нем вариться и жить, но приходилось.
Я нервничал. Сильно. Словно обручальные кольца и наши с Есенией подписи в брачном договоре значили что-то сакральное. То, что намертво связало мою душу и сердце с этой девчонкой.
Помню ее ладошки, которые тонули в моих руках, пока обрабатывал раны, помню полные слез глаза и… чулочки.
И ночь, проведенная в постели с другой, ковыряла… мучила горечью неправильного поступка. Да мне плевать, с кем спать. Физиологию не отменить, я давно ни с кем не был, но вот морально — это выбило из колеи. Да и мне нужен ребенок от официальной жены, от чистой и высокородной женщины, а не от опытной, страстной, но однодневки.
