— Я бы тоже не стала умиляться, если бы кто-то назвал меня тварью. Понимаю твою обиду. Но он не навредит тебе, не переживай. Теперь я могу хоть немного расслабиться.
— А я ему?
Мама как-то странно улыбнулась, и что-то внутри меня порвалось, словно перетянутая струна.
— Хватит таить! Расскажи обо всем нормально! Кто ты? Кто я? Что за сила в нас и почему нас так боятся и ненавидят? Как мы оказались здесь?
Мама поджала губы и, кажется, впервые посмотрела на меня как на равную.
— Нечего так бледнеть, Мэделин, — гордо вскинула подбородок мама. — Мы стражи, а не исчадия бездны. Это имбисы сделали из нас врагов.
И так странно это смотрелось — мамин нос кверху, а спина колесом, утоплена в спинку дивана. Будто только на одно и хватило у нее сил.
— Что это значит? — Мой тон невольно стал ниже.
Ребенок всегда чувствует мать, а мать — ребенка, какие бы отношения между ними ни были. Сейчас я ясно ощутила, что всегда энергичная Анна-Мария Веджвуд держится из последних сил. Будто она наконец добралась до вершины горы и готова рухнуть, раскинув руки.
— Видела, какими древние были огромными ящерами? У тебя кость при входе в заповедник чего только стоит — можешь представить их размер.
— При чем тут размер древних драконов?
— При том, что им стало мало места на своей земле, Мэд. Они захотели раздвинуть границы, а тут мы. Мелкие по сравнению с ними, но можем сотворить руками настоящих гигантов.
— Мы? Значит, такие, как мы, живут за границей?
— Не слушаешь ты меня, Мэделин. Никогда не слушала. Мы — стражи. Мы живем на границах царств, охраняя их нерушимость. В наших руках невероятная сила. Ты создавала милых маленьких существ. А теперь представь, если ты бы создала огромного гиганта? С их помощью мы когда-то и одержали победу над древними. Вернее — сдержали их натиск. На их землю мы никогда не претендовали.
— Но легенды говорят, что существа из-за границы царств уничтожили древних, из-за чего тем пришлось стать людьми с магическими способностями. Редкие имеют возможность оборота.
— Мы здесь ни при чем. Это все равновесие. Драконов стало слишком много на их клочке земли, пришлось им становиться более компактными. А мы всего лишь не дали им напасть на другие королевства.
— Значит, мы только защищались?
— Отражали нападение.
— Но как ты оказалась здесь?
— А? — Мама сделала вид, что прослушала вопрос, но я видела, что она просто не хочет отвечать.
— Почему ты здесь?
— Банально. На границу по королевскому поручению занесло твоего отца. Это был первый маг, который не воевал. Наоборот, призывал к миру. Я решила познакомиться поближе. Вот до сих пор знакомлюсь. — Мама явно чувствовала себя неловко — это было видно по сжатым плечам и рукам, которыми она себя обхватила.
— Почему ты это скрывала?
— Для твоего блага.
— Почему такого дара нет у Касс или Ллойда?
— У ракхов разрешено иметь только по два ребенка. Им и передается дар.
Я внимательно посмотрела на мать. Я умела считать.
— Ллойд без этого дара.
— Верно. Но я его приемная мама.
— Но Касс я помню еще младенцем!
— Она моя дочь, верно.
— Тогда?..
— Одного ребенка, мальчика, у меня украли имбисы. Вторая ты. Касс уже не получила дара. Именно поэтому, я думаю, у ракхов существует запрет. Он же регулирует численность, чтобы двум взрослым на замену пришло двое.
Я долго-долго смотрела на маму, прокручивая в голове все, что она сказала.
— У тебя был брак там, да? Со стражем?
Анна-Мария Веджвуд посмотрела на меня взглядом хищной птицы, у которой попытались отнять добычу. Так она всегда смотрела на тех, кто задевал ее за живое. Правда, такое происходило редко.
— Да.
— И с ним что-то произошло, так?
Я видела, как крепко сжались мамины челюсти.
Она хотела скормить мне романтичную сказочку, но я очень хорошо ее чувствовала, несмотря на всю сложность наших отношений. Тут было все далеко не так просто.
Два ребенка с даром созидания. Одного украли. И мама вышла замуж за мага, которым легко управлять, осела в столице.
— Ты ищешь брата?
Мама смотрела на меня, не мигая, долгую минуту, прежде чем сказала:
— Да. И теперь ты можешь помочь мне его найти.
* * *
Я работала до рассвета. Вырывала сорняки, выплескивая энергию, что накопилась во мне. Не истрачу — просто взорвусь!
— Брата она ищет. — Я голыми руками рвала острые травы. — Все ради него.
Я понимала, что моя обида эгоистична, но ничего не могла с собой поделать. Как любому ребенку, мне хотелось быть любимой, а не использованной. Ощущать себя инструментом для достижения цели было ой как тяжело.
Когда родители любят друг друга — дети счастливы. Когда ругаются — несчастны. А когда один родитель использует другого, мы все чувствуем, но не можем понять, что не так. А теперь понятно.
Мама всегда держалась так, будто была выше всего этого, выше отца. Я думала, что это из-за чопорности, но нет. Просто она никогда не любила, она использовала.
Хотя нет, она любила того ребенка. Первенца. И теперь хотела, чтобы я помогла найти его.
Я драла сорняки с таким остервенением, что к рассвету очистила огромную поляну.
— Кря? — Эш залег под кустом, обнимая лопатку.
Я запретила им помогать, желая побыть одной, но они не выдержали одиночества. Беспокоились обо мне, наверное. Только они беспокоятся.
Семья же радуется достижениям Ллойда.
Я сама понимала, что нагнетаю, слишком накручиваю себя, но ничего не могла с собой поделать. К обеду я создала десять садовых инструментов, с помощью которых принялась приводить землю заповедника в порядок. Я не ела, не спала, не отдыхала. Мне казалось, что если я остановлюсь, то сдуюсь.
Перед глазами плясали травинки, все становилось одинаково коричнево-зеленым. Поэтому когда я увидела Райяна, то мне показалось это очередным видением измученного сознания.
— Посмотри на себя! — сказал он с упреком, после чего подхватил под коленки, чуть не уронил, потому что на него набросились все ожившие садовые инструменты разом, а потом все-таки поднял меня на руки.
У меня не было сил спорить с видением. Бесполезная трата времени, правда ведь?
— Т-ш-ш, — сказала я.
Почему-то так хорошо стало, будто залезла в любимую кровать под мягкое одеяло. Глаза сами собой закрылись, и я погрузилась в красочные сновидения.
