Я осмотрелась, лихорадочно ища глазами то, что мне нужно, еще не осознав, что именно. Взгляд упал на вазу с живым цветком, я схватила ее, швырнула цветок в сторону и подбежала к Ларисе:
– Пейте немедленно! – потребовала я.
– Но… – попыталась она возразить, но новая волна боли заставила ее слушаться.
Я еще раз осмотрелась и увидела молочник, стоящий на столе. Взяла его, кончиком языка попробовала сливки на вкус и, воспользовавшись тем, что Лариса на секунду отстранилась от воды в вазе, опрокинула туда его содержимое.
– Да пейте же, ради бога! – пришлось прикрикнуть мне, и это возымело нужный эффект. – А теперь пальцы в рот – и все это обратно!
– Да как же… – Лариса хотела еще что-то сказать, но ее безо всяких дополнительных к тому усилий тут же стошнило.
– Здесь есть еще вода?
– В умывальной комнате.
– Пойдемте, я помогу.
Я довела Ларису, у которой едва доставало сил передвигать ноги, до туалетной комнаты, открыла кран и велела пить еще и еще.
– Справитесь? Это очень важно. Я сейчас вызову извозчика и отвезу вас в больницу.
– Не надо, вдруг они сообщат в полицию…
– О том, что вы не желаете встречаться с полицией, я уже догадалась. Что-нибудь придумаем. А вы извольте слушаться, – еще раз строго потребовала я и, убедившись, что мои требования выполняются, вышла в коридор и велела горничной срочно вызвать извозчика к подъезду гостиницы.
Мы с Ларисой оделись наспех, вышли на улицу и сели в санки.
– Гоните к университетским клиникам, – крикнула я.
20
Извозчик помог мне ввести Ларису в приемный покой.
– Моя подруга по ошибке выпила мышьяк, – с ходу заявила я дежурному фельдшеру. – Промывание мы уже сделали.
– Эх, барышни, – со вздохом упрекнул нас фельдшер, не сочтя нужным проявлять тактичность, – что ж вы за раззявы такие!
Но, несмотря на недовольство, он мигом поднял суматоху: почти сразу прибежали санитары, которые отвели Ларису в процедурную, а вскоре после этого поместили в палату, где ее осмотрел доктор. После осмотра мне вручили белый халат и проводили в палату.
– Ну-с, – обратился доктор ко мне, – поведайте мне, как ваша подруга докатилась до такой жизни.
По тому, как спокойно он это произнес, я догадалась, что никакой опасности уже нет, и вздохнула с облегчением.
– По глупости, доктор, – ответила я невинным голосом. – Только большой глупостью можно объяснить, что люди хранят отраву поблизости от лекарств да еще умудряются их путать.
Доктор покивал, соглашаясь со мной, и задал следующий вопрос:
– Сколько и чего именно употребила пациентка, сказать можете?
– Как мне кажется, два грана белого мышьяка. – Лариса уже не была столь бледна, да и слова доктора меня успокоили, вот я и позволила себе сделать некоторые предположения. Больше наугад, но, кажется, попала в самую точку.
– Ну что ж, с моими выводами это сходится. И что вы предприняли, когда заметили неладное?
– Дала ей много воды и подвернувшиеся под руку сливки.
– Грамотно. И откуда у вас такой опыт?
– Да буквально на днях в книжке читала.
– Вот! – доктор поднял вверх указательный палец. – Лишнее подтверждение пользы чтения книг. Хотя вы, наверное, и читали какую-нибудь ерунду про сыщиков и злодеев-отравителей, но и от таких книжонок бывает очевидная польза, если их читает такое неглупое и очаровательное создание.
– Спасибо за похвалу, доктор. И за комплимент.
– Меня зовут Валентин Андреевич, сударыня. Вашей подруге уже ничто не угрожает, но здесь мы ее продержим минимум два дня. Не сочтите за труд, организуйте для нее самое необходимое. Но никаких продуктов. На эти два дня суровая диета! Я вас оставлю, а вы, будьте любезны, не задерживайтесь, больная должна отдыхать.
– Спасибо вам. Я просто счастлива, что свела с вами знакомство, – сказала Лариса, когда дверь за доктором закрылась.
– Вы лучше скажите, кто вас пытался отравить. Есть предположения?
– Не могу сказать в точности, но, видимо, это был человек, который приходил в монастырь.
– И который расспрашивал про изумруд?
– Да. Когда Сережа вдруг надолго исчез, и от него не было никакой весточки, я посчитала…
– Что он вас бросил! И, видимо, совершили какую-нибудь глупость или просто необдуманный поступок.
– Совершила. Но по иронии судьбы неприятности у меня возникли по поводу, к которому я не имела никакого отношения: одну из моих новых знакомых пытались обокрасть, в ее окружении я была новым и малоизвестным человеком, и по этой простой причине меня заподозрили в причастности. К счастью, дело быстро прояснилось, но в полиции со мной обошлись сурово: потребовали немедленно покинуть город и пообещали следить за мной. Я уехала в Томск, а вестей от Сережи все не было и не было. Я пришла в полное отчаяние, посчитала, что жизнь моя стала ненужной, и решила уйти в монастырь. Однако мне повезло: мать-настоятельница сказала, что я не должна спешить, но коли испытываю к тому нужду, могу некоторое время жить при монастыре. Заодно у меня будет возможность все обдумать и принять решение. Камень же я заметила еще в первый свой приход в келью игуменьи. Хотела было объяснить, что это не просто камень, а огромная ценность, но промолчала, не желая привлекать к себе внимания такими познаниями.
Недели две назад пришла телеграмма от Сережи. Он написал, что некие серьезные обстоятельства задержали его и не давали ему возможности поддерживать со мной переписку, но вскоре он приедет. От радости я была сама не своя. Вот тогда я и отправила ему письмо, где описала все свои происшествия, все, что за это время передумала. Про камень же написала в том духе, что вот лежит такая огромная ценность, и никому до нее дела нет, потому как все здесь помышляют о более высоком и довольны малым. И что нам надобно поступать так же. В ответ получила телеграмму без подписи, в которой меня просили назначить тайную встречу в удобное время и в скрытном месте. Я засомневалась, что она от Сережи, но тем не менее ответила и на встречу пришла. Оказалось, что сомневалась я не зря: по ту сторону стены ждал совершенно незнакомый мне человек. Но он успокоил меня, сказал, что послан Сергеем, что тот лежит в больнице и предлагает втайне, в самый последний раз совершив поступок такого рода, забрать тот камень и передать его через посланника.
Я тогда ответила, что всему есть предел, что ничего подобного делать не стану, что человеку этому не верю, да и камень в эти самые минуты уже покидает монастырь, потому что стала известна его подлинная ценность. Человек, назвавшийся Сережиным товарищем, выказал сожаление, но настаивать ни на чем не стал. Задал пару вопросов и ушел. А вскоре стало известно об убийстве и краже изумруда, что привело меня в ужас, я бросилась к сестре Евдокии и обо всем ей рассказала. Та и раньше относилась ко мне с огромным сочувствием, не обошла им и в этот раз. Более того – рассказала, что обо мне приходило в монастырь сообщение из полиции, где говорилось, что в Красноярске меня подозревали в причастности к совершению преступления. Сестра Евдокия посоветовалась с настоятельницей, они поверили в мою непричастность к свершенной гнусности, но также поняли, что подозрения обязательно падут на меня. И они сами отвезли меня в город, чтобы я могла бежать. Но случились две вещи, которые заставили меня остаться в Томске. Я получила письмо от Сережи – через неделю он должен быть здесь. К тому же, переодевшись в оставленную мною в городе одежду, я решила, что моя внешность очень сильно изменилась, и меня навряд ли смогут опознать. В дополнение ко всему я покрасила волосы. К тому же у меня был паспорт на чужое имя, очень хороший паспорт, выправленный как раз для подобных случаев.
