Зейн старался забыть об этом случае, но в течение нескольких месяцев события того вечера то и дело всплывали в его мыслях, особенно во время близости с другими мужчинами. К лету у него уже начиналась паническая атака, стоило кому-то дотронуться до его спины или поцеловать его чуть крепче, чем обычно. «Моя интимная жизнь полетела ко всем чертям, потому что все это оказало на меня сильнейшее влияние, но в то же время я понял: надо что-то менять. Я вдруг четко осознал, что во время секса никто из моих партнеров ни разу не уделил внимание мне. То, что произошло в тот вечер, было лишь крайним проявлением многих других проблем». К началу третьего курса он решил, что пора сделать паузу, и удалил все приложения с телефона. По крайней мере, ненадолго.
В ту зиму, перед Рождеством, Зейн прислал мне сообщение: «Я решил, что вы должны узнать об этом первой. Прошлой ночью у меня был самый КАЧЕСТВЕННЫЙ секс за последние десять месяцев. Я теперь понял, что такое “хорошая” связь». Главное, как он выразился, «взаимопонимание». Он познакомился с парнем в Grindr, и оказалось, что они уже общались в Tinder год назад. «В Grindr обычно перебрасываются парой сообщений — “Привет!” — “Привет!” — “Как дела?” — “Хорошо”, — а потом отправляют голые фото и решают, продолжать или нет. Но мы не обменивались фотографиями, мы просто пообщались, и это было прекрасно, так что у меня сложилось впечатление, что я его знаю». Они встретились и потусили в квартире того парня: болтали об учебе, выпили пару бокалов вина. После нескольких серий «Шоу Ру Пола» тот парень спросил: «Хочешь заняться чем-то другим?» Именно такой открытый вопрос помог Зейну расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Они пошли в спальню, послушали несколько песен Боуи на виниле и начали целоваться. Они не спешили, на каждом шагу подтверждая, что действительно хотят заняться сексом. Тот парень слушал Зейна, заботился о его комфорте и удовольствии. Закончив, они еще полежали в кровати какое-то время, а потом парень проводил Зейна до двери. Пару дней они общались в Snapchat, но приближались зимние каникулы, а в следующем семестре Зейн уезжал за границу, так что он не стал продолжать отношения. Все же это общение показалось ему по-настоящему личным. Во время секса впервые за много лет Зейн почувствовал заботу и внимание партнера, уважение и нежность. «Многим геям нравится как раз анонимный, быстрый секс, — сказал Зейн. — И в этом нет ничего плохого. Не думайте, что я не уважаю желания других людей, но думаю, что как сообщество мы дошли до того, что перестали ценить интимность, близость, взаимопонимание. Это называется освобождающим, позитивным сексом, поиском своих предпочтений, и, думаю, отчасти это правда, но это также благодатная почва для жестокости».
Я спросила Зейна, какую альтернативу он видит для себя, не жертвуя своими «свободными взглядами».
«Для меня, как для гея, требовать интимности в этих отношениях — несколько неестественно, это больше свойственно гетеросексуалам, — сказал он. — Возможно, однажды я буду поддерживать моногамию. Возможно, мои “свободные взгляды” будут распространяться только на домашние обязанности и работу, или наших друзей, или наш дом, или нашу одежду. Не знаю.
Я думаю, — добавил Зейн, — что учусь осознавать собственную уязвимость. Я никогда об этом не задумывался. И я приучаю себя требовать большего от других мужчин».
Когда мужчину можно назвать мужчиной?
Дэвон, транссексуал и пловец, о котором мы говорили, не мог похвастаться большим количеством партнеров, в отличие от членов своей команды. И это влияло на его самооценку точно так же, как на мнение о себе любого парня. «Я переживаю, что ребята в моей команде считают меня непривлекательным и нежеланным, потому что я не ухожу с каждой вечеринки под руку с девушкой, — сказал он мне. — Я понимаю, что моя мужественность от этого не зависит, и могу отделить себя от этого. Но, как бы вы это ни называли — токсичный мачизм или еще как-то, — случайные связи остаются важной частью мужской жизни». На первом курсе Дэвон признал, что даже использовал свою бывшую девушку Хейли, чтобы повысить свой статус.
«Она такая секси, чувак! — сказал ему товарищ по команде, когда Дэвон показал ему ее фотографию. — Как ты ее заполучил?» — «Я никогда не хотел обращаться с женщинами как с неодушевленными объектами, — сказал Дэвон, — но, должен признать, мне очень польстило это одобрение. Я переживал, что покажусь им недостаточно мужественным, или не смогу вписаться в команду, или что мой голос недостаточно низкий, но, по крайней мере, я был достоин любви этой красивой девушки». Что касается Хейли, которая раньше встречалась с футболистами, Дэвон подозревал, что с ним она просто экспериментировала, он был для нее очередным фрагментом пазла. Они все еще дружат, но, оглядываясь назад, он понимает, что, независимо от ее мотивации, он не был готов к сексуальному партнеру: его тело менялось — бедра стали уже, плечи шире, — и прикосновения все еще доставляли ему дискомфорт. «Она уламывала меня разрешить ей делать со мной всякие вещи, и это было стремно, но она постоянно хвасталась тем, как хороша в оральном сексе. Я чувствовал себя совершенно неадекватным, раз у меня нет пениса. Не думаю, что она этого добивалась. Просто… она понимала, что делать с этими частями тела, и не знала, что делать со мной».
Хейли также предложила ему смотреть порно, чтобы лучше понять секс и мужественность. Чудовищная ошибка. «Я не виню ее. Других решений у нас не было, но точно могу сказать, что ничего позитивного я там не почерпнул». До просмотра порнографии, сказал Дэвон, он и не представлял, как выглядит секс — в любой его форме. «Когда я был женщиной, я называл сексом то, что делал с одной девочкой в старшей школе: мы целовались и трогали друг друга, и это было приятно. У меня не было определенного образа или суждения в голове. Мы были неумелые, неопытные, но нащупывали наш путь вместе. А когда ты посмотришь порно, остается конкретный образ того, что считается нормой, чего хотят женщины и каким должен быть секс. И я задумался: неужели я должен выглядеть вот так? Неужели я должен вести себя вот так? Неужели это и есть мужественность? Эти образы слишком мучительны для трансгендеров, у которых никогда не будет определенных частей тела, но я думаю, они вредят и тем людям, у которых такие части тела есть, потому что все эти идеи не имеют ничего общего с реальностью — ни для кого».
Расставшись с Хейли, Дэвон попробовал влиться в культуру случайных связей на кампусе, но ему было сложно решить, когда и как признаваться девушке. «Нужно ли говорить об этом после того, как я напьюсь? — сказал он. — Или до? Должен ли я оставаться в одежде, чтобы она ничего не узнала? Если я не признаюсь ей, это плохо? А если признаюсь, она наорет на меня?» Вероятность полной катастрофы казалась слишком большой. Дэвон скачал Tinder, но опять же возник вопрос: как указать свой пол? Мужчина? Трансгендер? Трансгендер-мужчина? Наконец он выбрал вариант «трансгендер» (некоторые другие трансгендеры-парни, с которыми я беседовала, писали «мужской пол»), и, хотя он нашел несколько пар и сходил на свидания, ничего не складывалось. В какой-то момент он даже попытался замутить с другим трансгендером-парнем на том основании, что они лучше понимают друг друга на физическом уровне. «Секс был похож на насилие, — сказал Дэвон. — Я снял все постельное белье, как только он ушел, и засунул в стирку. Ничего плохого он не сделал, но я убедился, что мужчины, с пенисом или без, меня не интересуют».
