Анвен и Самир окончили колледж. Он вернулся в Калифорнию, стал барменом. Она поселилась в домике с настоящей дровяной печкой на Тихоокеанском северо-западе. Они все еще общаются раз в месяц и не собираются прерывать контакт. Хотя восстановительное правосудие не ставит перед собой такую цель, между ними зародилась совершенно неожиданная близость. «Это круто, — сказала Анвен, — нам понадобился не один год, чтобы прийти к этому. Но я знаю о худшем поступке в его жизни, а он знает, что причинило мне самую большую боль. Так что я могу говорить с ним обо всех своих проблемах. Потому что уверена: он многое сделал, чтобы стать понимающим, заботливым, зрелым человеком».
Сегодня, когда Самир рассказывает людям свою историю, те стараются оправдать его, говорят, что его поступок «не такой уж страшный». Это его раздражает.
«Это же не соревнование, — возмутился он. — К тому же что вы имеете в виду — не такой уж страшный? Принудить человека к сексу против его воли, эмоционально манипулировать им — это не так уж и страшно? Поддерживать культуру, которая лишает людей возможности отказаться и быть собой или заставляет их жить в страхе — это не так уж и страшно? Вы влияете на жизнь других людей. И вы считаете, что это не страшно? Такую оценку я просто не готов принять.
Это даже странно, — добавил Самир. — Некоторые люди с такой готовностью защищают правонарушителя, оправдывают его действия и пытаются выставить его в таком свете, будто он неплохой парень. А другие говорят: “Вы издеваетесь? Да он самый настоящий выродок, никчемный мерзавец”. Одни крайности. Восстановительное правосудие и беседы с Анвен помогли мне взглянуть на ситуацию с другой точки зрения. Моя цель — видеть в себе человека, который совершил нечто ужасное, а не просто плохого человека. Это не так-то просто. Не знаю, получится ли у меня когда-нибудь. Главное — понять, что ты поступил плохо, и никогда больше не делать этого, и каждый день активно работать над тем, чтобы стать лучше. Стать достойным мужчиной».
Глава 9. Сделайте глубокий вдох — и поговорите с парнями
Восстановительное правосудие — перспективное направление, однако это все же запоздалое решение, постфактум. Пока молодые люди — и девушки, и парни — не получат качественное образование по гендерной социализации, сексуальному согласию, этическим принципам, зрелым отношениям и сексуальной ориентации, мы застрянем на уровне устранения последствий. Подобные уроки следует активно интегрировать в школьный учебный план, включить их в курсы по человеческому развитию (которые принято называть «половым воспитанием», хотя это слишком узкий термин); в конце концов, внедрять основополагающие гражданские ценности — одна из задач образовательных институтов. Однако на самом деле всего двадцать четыре штата и округ Колумбия ввели обязательное половое воспитание, и всего десять штатов требуют соблюдения медицинской точности
[197]. Помните учителя из фильма «Дрянные девчонки»
[198], который предупреждает: «Вам захочется снять одежду и трогать друг друга. Но если вы будете трогать друг друга, вы обязательно подцепите хламидиоз — и умрете»? Что ж, прямо в эту минуту американским школьникам внушают много странного. Что ВИЧ передается через пот и слезы. Что женщины, занимающиеся сексом до свадьбы, похожи на изжеванную жевательную резинку, или использованный кусок скотча, или оплеванный одноразовый стаканчик (то есть они никому не нужны). Что парни должны искать «порядочных девушек», которые отказываются от секса. Что примерно в каждом третьем случае презервативы не защищают от ВИЧ, что таблетки не срабатывают в 80% случаев, что аборт вызывает рак
[199]. Я боюсь за этих молодых людей, действительно боюсь, и не зря. Несмотря на федеральные инвестиции в размере более двух миллиардов долларов (или даже больше) в сексуальное воспитание, пропагандирующее строгое воздержание, подростки, прошедшие это обучение, не начинают половую жизнь позже по сравнению с другими и не имеют меньше партнеров. Однако среди них отмечается более высокий уровень нежелательных беременностей и венерических заболеваний
[200]. Тревожит и другое: в то время как половое воспитание, основанное на принципе удовольствия, которое учит правильному отказу, снизило количество сексуальных правонарушений, принцип полного воздержания не принес таких результатов
[201].
К сожалению, так называемое расширенное половое воспитание не всегда лучше, поскольку направлено исключительно на то, чтобы избежать катастрофы — нежелательной беременности и заболеваний. Менее чем в 50% старших школ и всего в 20% средних проводят занятия по всем шестнадцати темам, которые Центр по контролю заболеваний считает необходимыми. Среди них создание и сохранение уважительных отношений; анализ влияния медиа, сверстников и семьи, развитие навыков общения и принятия решений относительно секса
[202]. Обратите внимание, что в этом списке ничего не сказано о согласии. Всего десять штатов требуют, чтобы половое воспитание включало хоть какое-то обсуждение данного вопроса
[203]. Один из этих штатов — Калифорния, однако в нашей местной старшей школе эта программа представляет собой один-единственный академический час в девятом классе, который проводит приглашенный преподаватель. Когда год спустя я спросила друзей моей дочери о содержании этого «курса», ни один из них не вспомнил ничего конкретного. Столь вопиющая ситуация сложилась потому, что голоса противников позитивного и тщательного полового воспитания — а среди них родители, которые ставят идеологию выше здоровья собственных детей, — как правило, звучат намного громче, чем голоса защитников. Это отчасти отражает противоречия даже среди прогрессивных людей. Неискоренимо убеждение, что говорить с подростками о сексе — значит давать им зеленый свет (и наоборот, если избегать этой темы, они каким-то образом вообще о ней не узнают). Это, как вы понимаете, миф: десятилетия исследований доказали, что, разговаривая с детьми о сексе, мы не снижаем возраст первого интимного опыта
[204]. Наши подростки остро нуждаются в качественных курсах по человеческому развитию. Пока они не появятся, полагаться на школьное половое воспитание слишком рискованно. А значит, если за дело не возьмутся взрослые, которым не безразлично будущее детей, — родители, врачи, защитники прав молодежи, духовные лидеры, тренеры, — останется только один источник информации — медиа. Не верю, что мы были бы столь же беспечны и безразличны к другим аспектам детского развития, от которых зависит безопасность, будущее и благополучие наших детей.
