Хождение Democrates Alter в рукописи вызвало бурю протестов, особенно в доминионах. Лас Касас и Мельчор Кано написали горячие опровержения. Разрешение печатать эту книгу не было дано, и обсуждение вопросов, поднятых ею, продолжалось до 1550 г., когда по приказу императора состоялись официальные дебаты, в которых Сепульведа и Лас Касас вели спор, глядя друг другу в лицо, перед коллегией выдающихся юристов, созванных в Вальядолид. Разбирательство было долгим и безрезультатным. Судьи так и не вынесли окончательный вердикт, но Сепульведа по смыслу происходящего проиграл спор, так как он так и не получил разрешения на публикацию своей книги. Democrates Alter была напечатана лишь более 200 лет спустя.
Сепульведа и Лас Касас, какими бы ни были цепочки их рассуждений, представляли две различные, но все же дополнявшие друг друга тенденции, существовавшие в империалистической теории того времени. Оба они стремились изменить королевскую политику и ограничить осуществление воли короля. Мышление обоих прочно уходило своими корнями в Средние века. Сепульведа хотел поставить между короной и индейцами доброжелательно относившуюся к ним аристократию, которая могла бы непосредственно осуществлять отеческую власть, которую корона не могла реализовать на расстоянии; и эта аристократия имела бы право использовать труд индейцев в награду за свои им услуги. Феодальный подтекст этого предложения сам по себе делал его неприемлемым для королевского правительства, всегда с подозрительностью относившегося к притязаниям аристократии; но, дальше, объявление индейцев рабами по своей природе означало бы отречение от большей части тщательно проработанных законов, королевских и папских, и публичных заявлений, которые на протяжении 50 лет делала корона. Во всем, что касалось завоеванных индейцев, Лас Касас хотел наложить на корону те же самые ограничения, которые, по его мнению, закон Божий и законы страны наложили на нее в управлении Испанией, а затем запретить использование вооруженных сил против индейских народов в будущем. Но от правительства, которое работало в Индиях как безответственный, хоть и добросовестный орган абсолютистской власти, вряд ли можно было ожидать, что оно признает теорию, ограничивавшую его верховную власть и способную даже подвергнуть сомнению его право на управление. Настаивать вместе с Лас Касасом, что индейцев нужно завоевывать только убеждением, означало забыть обо всех будущих завоеваниях и признать несправедливость прошлых завоеваний. Полный смысл обеих теорий был больше, чем любое уважающее себя правительство того времени могло переварить.
На практике позиция короны определялась главным образом ее решимостью охранять свои владения и утверждать свою власть, необходимостью получать доходы и желанием избежать в будущем беспорядков вроде тех, которые последовали за обнародованием Новых законов в 1543 г. Это не значит, что спор в Вальядолиде был для короны чисто научной дуэлью. Карл I (V) отнесся к нему серьезно и запретил вести завоевательные походы до урегулирования вопроса о справедливой войне. Этот вопрос так и не был решен, но в третьей четверти XVI в. интерес короны совпал во многих аспектах с идеями, которые выдвинул Лас Касас. Империи был нужен период сплоченности и мира, в течение которого можно было эксплуатировать недавно открытые минеральные богатства Индий, а управление ими – усовершенствовать. Чтобы погасить беспокойную тягу старых конкистадоров и колонистов к передвижению, помешать им держать границы в постоянном волнении и избежать дальнейших жестокостей, имевших место в начале завоевания и получивших недавно такую нежелательную огласку, было необходимо ограничить новые entradas (исп. вторжения) и держать их под строгим королевским контролем. С этой целью в 1573 г. были опубликованы Ordenanzas sobre Descubrimientos (исп. Законы об открытиях). Тогдашний председатель Совета Индий Хуан де Овандо, исключительно талантливый и добросовестный чиновник, был поклонником Лас Касаса, и по его распоряжению рукописи Лас Касаса были привезены из монастырского хранилища в Вальядолиде и использованы Советом при разработке нового кодекса. Действительно, Ordenanzas не полностью запретили применение силы против непокорных, да и запрещение использовать слово «завоевание» и его замена на слово «умиротворение» не обязательно обеспечивали использование мирных методов. Тем не менее новые правила подчеркивали в выражениях, которые мог бы использовать сам Лас Касас, предпочтение, которое отдавала корона убеждению и достижению соглашения при расширении границ ее власти, и важность эффективного – потому что добровольного – принятия индейцами христианства. Они определили обязательные условия для разрешения проведения новых экспедиций и запрещали под угрозой суровых наказаний вторжения старого типа – свободные и несанкционированные. По крайней мере, насколько могла, испанская корона отказалась от безжалостных методов, с помощью которых была обретена ею большая часть ее владений в Новом Свете.
При решении более неотложных проблем местного управления в провинциях, уже подчиненных Испании, законодательство Филиппа II вобрало в себя многие из идей, которые распространяли Лас Касас и его друзья. Не имея возможности пожертвовать властью или доходами, король искренне желал облегчить свою совесть в отношении своих индейских подданных и путем поддержки христианской и цивилизационной миссий среди них, и путем защиты их материального благополучия. Корона утверждала – насколько решительно могло утверждать любое правительство в XVI в., – что при любом обретении владений или в ходе любого завоевания личная свобода и частная собственность как отдельных людей, так и корпораций, существующих на момент его совершения, должны быть сохранены. В наши дни – или до недавнего времени – это общепринятый принцип цивилизованного поведения, но он был новым и непонятным во времена, когда личная власть и грабеж были традиционно признанными целями завоевания. Несомненно, исполнение королевских желаний часто было поверхностным или неэффективным, но корона щедро финансировала суды, куда индейцы могли прийти со своими жалобами, нанимала и платила адвокатам для защиты индейцев и давала указания судьям приводить в исполнение местные законы и обычаи тогда, когда они не были откровенно варварскими или не противоречили законам Индий. Величайшие вице-короли, такие как Франсиско де Толедо и Луис де Веласко I, в целом оставались верными принципам, заложенным короной, а некоторые из них, особенно Толедо, проявляли интерес, необычный в колониальном правителе, к связанным с ними политическим теориям. За пределами Испании и Испанской Америки правительства и народы-колонизаторы имели менее четко выраженную точку зрения на права аборигенных народов, но и среди них некоторые из лучших колониальных чиновников-управленцев – от губернатора Брэдфорда в Новой Англии до Иоганна Морица в Бразилии – придерживались аналогичных принципов. Одной из заслуживающих уважение черт европейского империализма было глубокое чувство ответственности – широко признанное, хотя, безусловно, не столь последовательно воплощаемое в жизнь – по отношению к покоренным народам. Эта ответственность была более чем просто снисходительностью лукавых правителей; она ощущалась как нравственный долг в соединении с религией и гуманизмом и часто была отражена в законе. Иногда она даже доходила до логического завершения в содействии достижению цивилизованной и процветающей независимости. Она развилась во многом из идей богословов и правоведов Испании в XVI в.
