Торговля между Англией и Россией так и не выросла сильно в XVI в., несмотря на хорошее начало. Московская компания, образованная для ее осуществления, вскоре столкнулась с трудностями. Путешествие в Россию было слишком долгим и трудным, а риски были слишком большими. Но это не умаляет успех Ченслора. Его плавание было одним из больших первооткрывательских плаваний англичан, но оно мало способствовало решению проблемы нахождения северо-восточного пути в Китай. Последующие попытки найти этот путь совершали капитаны, находившиеся на службе компании, а ближе к концу этого века – ряд голландских исследователей, из которых самыми выдающимися были Линсхотен, уже знаменитый своим знанием Востока, и Виллем Баренц (Барентозан), который в 1596 г. открыл остров Медвежий и Шпицберген
[63], а оттуда поплыл на восток к архипелагу Новая Земля, где ему пришлось перезимовать в доме, построенном из плавника – леса, прибитого к берегу. Эта первая зима, проведенная в полной полярной темноте, была суровым испытанием, но люди Баренца сумели выжить (из семнадцати зимовавших умерли двое), питаясь мясом медведей и песцов. Почти все болели цингой. Они с огромным трудом возвратились в Амстердам в 1597 г.
[64] На протяжении многих лет Новая Земля, остров Вайгач и устье реки Оби, впадающей в Карское море, представляли собой самую дальнюю полярную границу на востоке. Льды останавливали все дальнейшее продвижение. Голландцы продолжали поиски до 1624 г., но их плавания в результате помогли лишь сбору информации о Шпицбергене, Новой Земле и северном побережье России. Эти знания были полезны на самом деле не для торговцев пряностями, а для китобойных судов. И английская Московская компания, и различные голландские концерны были заинтересованы в китовом промысле. Неуклонному развитию арктической ловли китов в конце XVI в. – начале XVII в. и созданию процветающего Тгаапкокегу — большого, хоть и примитивного, предприятия по производству китового жира в Смеренбурге на Шпицбергене во многом способствовали сообщения искателей северо-восточного прохода в Китай
[65].
Точные знания об арктических морях и береговой линии стало возможно получить только сравнительно недавно с помощью самолетов и ледоколов
[66]. Плавания, совершенные в XVI–XVII вв. в поисках прохода на северо-восток или северо-запад, полные фантазий, смелые и все более исчерпывающие, все потерпели неудачу
[67], но неудачу лишь в плане достижения прямой цели. Они сильно расширили географические знания, обогатили опыт судовождения и прибавили мореплавателям уверенности. Те, кто принимал в них участие – а в их число входили некоторые самые лучшие моряки того времени, – нашли новые земли и открыли новую торговлю, которую их преемники развили и использовали.
Глава 13
Рыболовство, торговля мехами и создание колоний
В конце XVI в., как и в его начале, единственными колониями в Америках были колонии Испании и ее вассала – Португалии. Никакие другие европейцы не добились ничего в плане основания постоянных поселений. Немногие из них рассматривали подобную возможность как стоящую усилий. Опыт войны с Испанией в водах Америки, однако, привел голландцев, англичан, французов – по крайней мере, тех немногих среди них, которые были заинтересованы в Америке, – к одному выводу: только путем создания постоянных поселений они могут обеспечить себе стабильную долю прибылей в Новом Свете. Явно не было надежды заставить испанское правительство разрешить регулярную торговлю с занятыми частями Америки. Все открытые попытки военным путем отнять у Испании колонизированную американскую территорию провалились. В мирное время нельзя было ожидать, что серьезные инвесторы будут регулярно финансировать контрабандные предприятия, а еще меньше – пиратство. Единственным решением – но не уступкой притязаниям Испании на монополию – для государств Северной Европы казались захват и колонизация незанятых территорий в Америке, где можно было бы добывать серебро, валить лес и выращивать для себя сахарный тростник. Стратегические и коммерческие соображения указывали в этом же направлении. Нужно было найти выход из невыносимого положения – ситуации, в которой Испания благодаря монополии на американские сокровища и восточную торговлю могла, очевидно, финансировать войну в любом месте в Европе и вмешиваться во внутренние дела любого европейского государства. Если – как надеялись англичане – будет найден северный путь на Восток, который сделает старый путь в обход мыса Доброй Надежды невыгодным и ненужным, то колонии в Америке понадобятся как перевалочные пункты. А если – как считали большинство голландцев и некоторые англичане – война с Испанией будет постоянной и неизбежной составляющей протестантской политики, то тогда американские поселения все равно могут оказаться ценными как базы, с которых можно будет оказывать постоянный нажим на источники благосостояния Испании и конвои, которые доставляли ей ее богатства из Америки.
Правительства, инвесторы и общественность в Северной Европе в целом принимали эти аргументы медленно и неохотно. Для правительств, ведущих войну, долгосрочная конструктивная политика колонизации казалась непривлекательной по сравнению с более быстрыми доходами и большими дивидендами, которые можно было получать, совершая быстрые нападения на Испанию и ее колонии. Без руководящей, защищающей и иногда ограничивающей политики правительства попытки колонизации в те времена, как и всегда, имели мало шансов на успех; но в XVI в. организация и поддержка со стороны правительства никогда не шла дальше примитивного побуждения противодействовать Испании везде, где она претендовала на власть. Создание колонии и поселений было просто фланговыми маневрами в нападении на Испанию, представляли второстепенный интерес, и их всегда можно было прекратить в критической ситуации. Инвесторы аналогичным образом в большинстве своем не видели своей выгоды в заморских колониальных предприятиях, которые в лучшем случае потребовали бы большого капитала и медленно давали бы прибыль. Вест-Индия, безусловно, привлекала авантюристов, но, как и их правительства в военное время, они находили сферу приложения своей энергии скорее в совершении нападений и грабежей, нежели в колонизации. В мирное время их предприимчивость опускалась до контрабанды или пиратства. Надежда разжиться чужим добром была достаточно высока, чтобы вызвать нехватку капитала для более созидательных попыток, что мешало и торговцу, и предполагаемому поселенцу, делая их возможными объектами грабежей налетчиков. Колонизация Карибского бассейна была, безусловно (а более отдаленных материковых регионов вероятно), опасным предложением, на котором инвесторы могли потерять свои капиталы, а поселенцы – свои жизни или свободу в случае возмездия со стороны Испании. Люди, которые помнили о судьбе французов во Флориде, вряд ли стали бы вкладывать деньги в другие предприятия подобного рода. Даже если и нашлись бы такие инвесторы, а правительство гарантировало бы свою поддержку, все еще оставался открытым вопрос о том, откуда должны были прибыть колонисты. В Англии и Нидерландах, в отличие от Испании веком раньше, не было излишка нуждающихся и ищущих применения своих умений воинов, которые не видели своего будущего на родине и были готовы попытать счастья в других краях. Да, в Англии существовала проблема рабочих рук для обработки земли, которая становилась все острее, но и фермеры-эмигранты, и те, которые стояли выше их на социальной лестнице и хотели иметь недорогие поместья, могли найти поле деятельности и ближе к дому, в Ирландии. Ирландия больше, чем Америка, поглощала колонизационную энергию Англии в эпоху Елизаветы.
