Королевская власть не только назначала высших чиновников в судах и бухгалтериях, ее надзор распространялся все больше и больше на повседневную деятельность местного управления. В индейских районах постепенный переход encomiendas в руки короны открыл дорогу назначению штатных corregidores — местных магистратов или районных чиновников – для надзора за деревенскими вождями. В испанской общине корона тоже неуклонно подрывала власть «старых конкистадоров» в их собственных цитаделях – городах. Испанское общество как в Индиях, так и в Испании было по своему характеру в основном городским. Его предводители хоть и получали доходы с земли, стад или рудников, предпочитали жить в городах. Муниципалитеты, созданные конкистадорами, в начальные годы после завоевания были единственными институтами колониального управления. Однако восстание comuneros (исп. крестьяне, сельские жители) в Испании в 1520–1522 гг. произвело впечатление на молодого короля Карла V, в результате чего он стал с большей подозрительностью относиться к привилегиям и претензиям муниципальных корпораций и местных магнатов, которые обычно их контролировали. Поэтому города в Индиях получали от короны титулы и геральдические девизы или эмблемы, но не более того. Их полномочия по взиманию налогов с местных жителей были жестко ограничены, их procuradores (исп. уполномоченный) было запрещено собираться вместе без королевского позволения, а любая склонность к согласованным действиям категорически не одобрялась. Ничему в характере колониального собрания или cartes не было позволено развиваться. На начальном этапе корона также контролировала внутренний состав городских советов крупных поселений. Там, где сначала ежегодно regidores избирали своих преемников с одобрения губернаторов, корона все чаще стала назначать regidores пожизненно. К концу XVI в. выборы прекратились во всех значимых городах. Многие люди, получившие эти должности на местах от короны, действительно были «старыми конкистадорами» или колонистами, но другие приезжали прямо из Испании с письмами о назначении в багаже. Сознавая, что они находятся под покровительством, и надеясь на дальнейшую протекцию в будущем, они вряд ли могли бы стать поборниками местной независимости.
Бюрократическая централизация в обширной империи с разбросанными там и сям владениями, с медленными и опасными коммуникациями, естественно, создавала свои собственные проблемы. В Испанской Америке она существовала за счет местной инициативы и скорости действия. Испанские монархи – не без некоторых оснований – никогда полностью не доверяли своим колониальным чиновникам. Все важные решения – и много менее важных – принимались в Испании. Ответ на просьбу, отправленную в Испанию, прислать указания по какому-либо вопросу мог прийти не раньше, чем через год, – это в лучшем случае. Обычно это был срок два года. И когда приходил ответ, он мог просто содержать требование более развернутой информации. Количество документов, пересекавших Атлантику в обоих направлениях, неуклонно росло. Система ограничений и противовесов, отчетов, встречных донесений и комментариев, безусловно, обеспечивала такое положение дел, когда все стороны были выслушаны, а правительство имело полную информацию, но в такой же безусловной степени она снижала эффективность управления, поощряла бесконечные споры и вела к нерешительности и промедлению. В Испанской Америке не существовало полномочий, которые нельзя было ограничить, и не было решений, которые нельзя было отменить. Апелляции и встречные кассационные жалобы могли циркулировать годами, пока уже не забывался сам повод для них. Даже когда правительство принимало решение и давало конкретные указания, общепринятая формула «повинуйся, но не приводи в исполнение» могла оправдать промедление, если решение было непопулярным.
При этом успех испанского завоевания и управления был впечатляющим. Были созданы процветающие королевства, в которых царил порядок. Короне верно служили ее юристы, равно как и солдаты и церковнослужители. Огромное количество законодательных актов вступило в силу; они регулировали отношения между завоевателями и завоеванными и утверждали над ними всеми власть короны и королевских судов. Большая часть этих законов – Новые законы 1542 г., например, и Ordenanzas sobre descubrimientos (исп. законы об открытиях) 1573 г. – были образцом просвещения для своего времени. Правда, они не полностью приводились в исполнение, и это неудивительно. Большая часть законов в XVI в. приводилась в исполнение не полностью, но, по крайней мере, суды, укомплектованные профессиональными судьями, получавшими жалованье, от которых можно было ожидать непредвзятости в разумных пределах, гарантировали, что королевские указы – это не просто ханжеские призывы. Испанское имперское правление было отеческим, добросовестным, юридически обоснованным; оно было не более угнетающим и не более коррумпированным, чем власть в большинстве современных ему европейских государствах; в некоторых отношениях, по крайней мере, по своему замыслу оно было поразительно гуманным. Его успехи по мере развития колониальной империи оказались удивительно продолжительными.
Однако имперские устремления возлагают и экономическое, и политическое бремя на родину завоевателей, и их награды часто иллюзорны. Многие испанцы – конкистадоры, колонисты и чиновники – сколотили такие состояния в Америке, о которых они едва ли могли мечтать в Испании, но постоянный отток за границу смелых и талантливых людей был серьезной потерей для Испании. Серебро Нового Света – самая ценная добыча империи, – которое шло на оплату армий в Италии и Фландрии, в конце концов, создало больше проблем, чем было решено с его помощью. Огромный рост количества серебра, находившегося в обращении в Испании, а со временем и во всей Европе, как следствие – рост цен на товары и нарушение установившегося биметаллического соотношения, вызвали большую неразбериху и большие трудности. Так как негибкость экономики Испании не давала возможности промышленности и сельскому хозяйству адекватно реагировать на стимул растущих цен, страна оказалась в крайне невыгодном положении в международной торговле.
От четверти до трети денежных отправлений в Испанию составлял доход короны при различных начальниках, регулировавших налогообложение. Приблизительно до середины правления короля Филиппа II этот доход от испанских владений в Новом Свете не был главным пунктом в общих денежных поступлениях короны – не больше 10 % в большинство лет. В последние два десятилетия XVI в. он быстро увеличивался, и в одном году – 1585 – достиг 25 %. Более того, доходы, которые получали отдельные люди от заокеанских владений, способствовали росту прибылей от налогообложения в Испании. Поэтому доходы от Испанской Америки – хотя они и были гораздо меньше, чем считало большинство как испанских, так и иностранных современников, – были достаточно существенными, чтобы значительно влиять на королевскую политику и вызвать более коварные последствия, чем одна только денежная инфляция. Государство не может существовать или считать, что существует, за счет труда своих граждан за границей без некоторого морального разложения общественной жизни на родине. Еще в 1524 г. кортесы Кастилии заявили протест против предложения продать Молуккские острова Португалии на том основании, что обладание этими островами обеспечивало императора постоянным доходом, независимым от налогообложения. Депутаты были готовы отказаться от своего единственного «козыря в рукаве» – контроля за притоком финансов, чтобы немедленно ослабить налоговое бремя. Согласно экономическим теориям того времени, этот довод был разумным, но он не предвещал ничего хорошего будущим конституционным свободам в Испании. Обладание владениями в Америке поощряло Филиппа II и его преемников все больше игнорировать нежелательные советы кортесов, знати и общественного мнения вообще в Кастилии; и общественное мнение нехотя согласилось с ростом абсолютизма, родившегося из успехов имперских завоеваний. Бюрократический абсолютизм распространился, как инфекция, из Испанской Америки в Кастилию, где он, естественно, ощущался более непосредственно, более обременительно и был меньше смягчен расстоянием и отсрочками. Владение Индиями также способствовало превращению превосходства Кастилии – самого воинственного, наименее производительного и во многих отношениях самого отсталого иберийского королевства в постоянное превосходство над всем остальным полуостровом. Наконец, преувеличенные оценки ценности Индий усилили во многих уголках Европы страх и враждебность по отношению к политике Габсбургов, побуждая при этом испанскую корону проводить международную политику, которую она не могла себе позволить проводить и которая привела ее к ослаблению и поражению.
