Но после этого, уехав в Равенну, Пирр не смог устоять перед настойчивыми просьбами верного учению монофелитов экзарха Платона и публично отказался от своего отречения. Тогда папа Феодор созвал всех священнослужителей и епископов в церкви блаженного Петра, князя апостолов, провозгласил анафему Пирру и лишил его должности епископа. По словам Феофана, вынесение этого приговора сопровождалось необычными и очень внушительными церемониями. На самом надгробии князя апостолов папа взял из освященной чаши несколько капель драгоценной крови, смешал их с чернилами, которыми должна была быть поставлена подпись под приговором, осуждающим Пирра и тех, кто общался с ним.
Осужденный прелат, который теперь был больше еретиком, чем когда-либо раньше, вернулся на Восток и после смерти патриарха Павла вновь сел на престол византийских патриархов. Павел, взойдя на престол беглеца Пирра, подписал императорский «Эктесис» и, видимо, хотел играть при Константе Втором ту роль, которую играл Сергий при Ираклии. Он не сдался на настойчивые уговоры папы, который по просьбе африканских епископов, уже показавших себя на нескольких провинциальных соборах усердными противниками монофелизма, прислал патриарху письмо, где призывал его вернуться к ортодоксальной вере и, воссоединив церковь и государство, вернуть в империю мир в делах религии. Патриарх в своем ответе воздал хвалу счастью мирной жизни, но решительно высказался в пользу учения об одной воле и добился от императора Константа Второго публикации нового Символа веры, известного как «Типос», что означает «образец», сокращение от названия «образец веры». В этом «образце» под угрозой самых жестоких наказаний запрещались любые дискуссии по вопросу о двух волях. Ортодоксы не согласились на молчание, которое император предписал их вере ради своего удовольствия. Максим, чей вклад в сопротивление и до этого был огромным, теперь справедливо заявил, что молчать о своих верованиях и этим приравнивать истину к заблуждению значит отречься от них. По его настойчивым просьбам епископы Африки и соседних островов уже осудили монофелитство. В Риме он дал толчок созыву Латеранского собора 649 года, на котором папа Мартин Первый торжественно осудил «Эктесис» Ираклия и «Типос» Константа и проклял зачинщиков монофелизма, в том числе трех константинопольских патриархов – Сергия, Пирра и Павла. Наступало время кровавых жестокостей.
Император, раздраженный мужеством папы, хотел, чтобы экзарх Олимпий арестовал понтифика. Олимпий не мог выполнить приказ Константа, но в 636 году другой экзарх, Феодор Каллиопа, явился в Рим во главе целой армии, чтобы захватить папу. Понтифик был арестован прямо в Латеранской церкви и доставлен в Константинополь. Поездка продолжалась год и три месяца, и в это время с Мартином, хотя он был обессилен долгой болезнью, обращались крайне жестоко на корабле и на острове Наксос. Привезенный в столицу империи, он был на целый день выставлен в своей нищенской кровати у въезда в порт, где самая презренная городская чернь оскорбляла его. После этого его три месяца продержали в тюрьме, где он не мог ни с кем общаться. Наконец было устроено подобие суда над ним, и папа был низложен. В присутствии императора с Мартина сняли его одежды понтифика, провели его в цепях по улицам столицы, затем он всю зиму томился в холодной тюрьме, а после этого был сослан в Херсон, где через несколько месяцев (16 сентября 655 года) умер в глубокой скорби. И греческая, и латинская церкви чтят его память и почитают его как мученика, пострадавшего за ортодоксальную веру и ортодоксальное учение о двух волях Христа.
Императору, нетерпимому к иным взглядам, чем его собственные, этого было мало. В Константинополе знали, что самым грозным противником монофелизма и зачинателем всех решений, принятых против этого учения, был монах Максим. Поэтому преследователи обошлись с ним еще более жестоко, чем с папой Мартином. По приказу императора, Максим, которому в то время было уже больше семидесяти лет, в 653 году был привезен из Рима в Константинополь и заперт в тесной тюрьме. Там пытками, внезапными атаками и коварством его пытались заставить признать императорский «Типос». Мужественный старец не дрогнул; он красноречиво опроверг клевету тех, кто обвинял его в политической измене императору, а когда его упрекнули, что он отказывает государю в праве решать вопросы веры, он не только согласился с этим упреком, но и повторно высказал свое мнение перед всеми, кто присутствовал: «Предлагать догматические определения и исследовать вопросы веры – дело священников, а не царей, потому что именно священникам дана власть совершать святые помазания и рукоположения, предлагать небесный хлеб, служить у алтаря, исполнять другие священные обряды и совершать божественные таинства. Вот что я говорил и говорю снова».
В другой раз ему сказали, что Римский собор 649 года, созванный без приказа императора, не может считаться действительным. Он ответил: «Если именно власть императоров делает соборы действительными, то, значит, придется признать те соборы, которые императоры созвали в Тире, в Антиохии, в Селевкии, в Константинополе, в Сирмиуме и позже в Эфесе под председательством Диоскора? Все эти соборы были проведены по приказу императора, и все же они осуждены потому, что разрешали нечестивые учения. Значит, придется отвергнуть собор, на котором был низложен Павел Самосатский, проведенный при папе Дионисии и под председательством Григория Чудотворца, потому что он не был созван по приказу императора. Устав церкви предписывает два раза в год проводить в каждой провинции местные соборы, не содержит никаких упоминаний о приказе императора. Защита нашей святой веры и надзор за всем, что к ней относится, – дело божественного главы церкви».
На еще одном совещании патрикий Епифаний разгорячился до того, что сказал ему: «Значит, ты, безобразный, мерзкий, ненасытный старикашка, считаешь, что мы все еретики – мы, горожане Константинополя и сам император? Мы лучшие христиане и ортодоксальнее, чем ты». Старец в ответ спросил: «Если вы верите как церковь Господа, зачем вы заставляете меня принять „Типос”, который разрушает эту веру?» «Только для того, чтобы не волновать народ тонкостями богословия», – ответил Епифаний. «Напротив, – ответил Максим, – точное исповедание веры всегда наставляет и укрепляет народ. И Господь сказал: „Кто не будет исповедовать меня перед людьми, того я не буду исповедовать перед Отцом моим небесным”».
Император, увидев, что ни угрозы его уполномоченных, ни самое оскорбительное обращение, ни суровые условия первой ссылки, ни самые извилистые рассуждения на дискуссиях не могут одолеть непоколебимую веру мужественного настоятеля, он созвал против него и обоих Анастасиев собор, на котором были прокляты они, святой папа Мартин, Софроний Иерусалимский и их сторонники, то есть все ортодоксы. Затем осужденные были переданы префекту столицы, который приказал жестоко выпороть их. Потом, чтобы помешать Максиму проповедовать его учение, ему отрезали язык до корня, но Бог все же позволил ему сохранить дар речи. Ему отрубили и ладонь правой руки, которой он написал столько сочинений в защиту православия. Таким же образом изувечили его ученика Анастасия. После таких пыток они были проведены через все двенадцать кварталов столицы, а затем увезены в ссылку в дальние крепости, к подножию Кавказа. Их отделили друг от друга и продолжали обращаться с ними очень грубо. Там монах Анастасий и Максим вскоре умерли – Анастасий 24 июля 662 года, а Максим 13 августа того же года. Апокрисиарий Анастасий пережил настоятеля на четыре года, в течение которых терпел жесточайшие страдания.
