Такое мужество во время преследований и такая преданность истинной вере вскоре принесли победу ортодоксальному учению. Святой Софроний всей своей властью боролся против заблуждения монофелитов. Мартин Первый умирал за истину. Максим, вооружившись наукой и силой, стал бичом для монофелитов. Он же показал раболепному византийскому двору и честолюбивым византийским прелатам редчайшее явление: императорский сановник отказывается от гражданских должностей и надевает черную рясу монаха, тридцать лет своей жизни посвящает защите религии, которой угрожает утрата целости, предпочитает терпеть самые ужасные пытки, оскорбления, удары кулаков, плевки, но не лицемерит, признавая на словах взгляды, которых не принимает сердцем. Такие уроки веры и героических добродетелей оказали решающее влияние на исход спора. Учение о двух волях в Иисусе Христе, против которого так долго шла борьба, наконец созрело во множестве дискуссий; это учение Софрония и Максима было торжественно признано догматом ортодоксальной веры на Вселенском соборе 680 года при папе Агафоне.
На своем последнем заседании участники собора постановили, что признают решения четырех предыдущих Вселенских соборов и признали, что у Иисуса Христа две природы с двумя волями и двумя природными действиями, воли эти неделимы и нераздельны, не смешиваются, не противостоят одна другой, поскольку человеческая воля во всем следует за божественной волей, однако при этом не уменьшается и не уничтожается, и ни одна из двух природ не может остаться без воли.
Был провозглашена анафема создателям и приверженцам монофелитской ереси. В их списке есть имя Полихрония, монаха из Сирии, который вместе с патриархом Антиохийским Макарием обратил на себя внимание как пылкий сторонник монофелитства. Этот старый ребенок, как его называет собор, предложил доказать с помощью чуда истинность учения, которое он поддерживал. В актах пятнадцатого заседания описан опыт, который ему разрешили провести в присутствии участников собора и всего народа. Рассказ начинается так: «Мы опишем здесь, среди серьезных вопросов, рассмотренных на соборе, комедию, которую разыграл, словно в огромном театре, один тщеславный монах не только перед собранием Отцов, но и перед всеми горожанами. Когда Отцы вошли, им объявили, что Полихроний стоит у двери и просит его выслушать. Его впустили и спросили, какую веру он исповедует. Он ответил: «Свое вероисповедание я подвергну испытанию: буду молить Сына Божьего воскресить мертвеца. Если мертвый не оживет, пусть собор и император сделают со мной все, что захотят». Участники собора ответили: «Скажите нам, какой Символ веры вы положите на мертвеца, чтобы тот воскрес». Полихроний сказал на это: «Сначала я положу на мертвеца мой Символ веры, потом вы прочитаете его». «Вот полностью подготовленный мертвец, – сказали участники собора. – Принесите и положите на него Ваш Символ веры, чтобы мертвый воскрес, как Вы сказали».
Монах принес исписанный лист бумаги, который был скреплен печатью; на печати была вырезана монограмма Полихрония и надпись: «Константину, венчанному Богом, очень мудрому и великому государю. Полихроний».
Затем монах сказал: «Вот мой Символ веры. Бог открыл мне, что я должен положить этот символ на мертвеца. Если тот не воскреснет, как я объявил, пусть император и участники собора прикажут поступить со мной так, как пожелают». Этот Символ веры прочитали. Там были слова: «Константину, венчанному Богом, очень мудрому и великому государю. Я, Полихроний, приветствую Вас и поклоняюсь Вам так, как если бы находился перед Вами. Я видел толпу людей – мужчин, одетых в белое, и среди них человека, могущество которого я не могу описать. Он сказал мне: „Раз ты сочиняешь новый Символ веры, поторопись и скажи императору Константину: не создавайте новый символ, не давайте на него согласия”. А когда я шел из Гераклеи в Хризополь, в седьмом часу дня, стоя на террасе, я увидел человека, внушающего ужас, ослепительно-белого. Он остановился передо мной и сказал: „Кто не исповедует одну волю и действие у богочеловека, тот не христианин”. Тогда я сказал: „Это вера, следовать которой приказал наш премудрый император”. Он ответил мне: „Это очень хорошо и нравится Богу”».
Выслушав эту молитву, отцы спросили Полихрония, написал ли он ее своей рукой и она ли должна оживить мертвеца. Услышав утвердительный ответ монаха, они объявили: «Текст, который только что был прочитан, должен быть положен монахом Полихронием, согласно его предложению, на мертвеца. Этот опыт будет произведен за пределами священного дворца, на общественной площади, в нашем присутствии и в присутствии всего народа, который соберется там, чтобы Бог заставил просиять истину».
Бесчисленное множество людей собрались на площади Зевксиппа, туда принесли мертвеца. Полихроний положил на труп свой Символ веры и много часов подряд шептал что-то в ухо мертвому, но не смог выполнить свое нечестивое и безумное обещание; в конце концов он объявил, что не может воскресить мертвеца. Тогда находившийся там народ начал кричать: «Анафема новому Симону! Анафема Полихронию, соблазнителю народа!»
После этого испытания Отцы – участники собора удалились в свой зал заседаний и спросили Полихрония, признает ли он теперь, что у Христа две природные воли и два природных действия. Однако упрямый старец заявил, что верует лишь так, как написано в бумаге, которую он клал на мертвеца. Тогда участники собора наконец решились осудить его и вынесли такой приговор:
«Монах Полихроний, который до старости упорствует в своих заблуждениях, пытался искушать Святого Духа, сочинив кощунственный Символ веры, и, проявляя упрямство, предложил положить этот символ на труп, обещая, что воскресит мертвого в доказательство истинности своего богохульства. В глубине наших душ мы уже осуждали его, однако в интересах верующих, многие из которых были сбиты с толку этим монахом или ему подобными, мы позволили провести перед народом тот самонадеянный, демонический и дерзкий опыт, которого он требовал.
Труп, о котором он просил, был доставлен туда, где присутствовали мы, судьи и народ. Полихроний положил свою бумагу на этого мертвеца и много часов подряд – столько времени, сколько ему хотелось, – шептал ему в ухо все, что желал, пока в конце концов не признал, что не может вернуть его к жизни. И действительно, разве тот, кто хулит Бога, способен совершать чудеса? Поэтому мы решили, что этот возмутитель людей, обманщик и явный еретик лишается всех церковных званий и функций».
После этого все участники собора воскликнули: «Анафема Макарию и Стефану, похожим на Полихрония!»
Это показывает, какую достойную восхищения снисходительность Отцы – участники собора проявили к безрассудному старому монаху, который был игрушкой своих смешных мечтаний и болезненных видений и поверил, что послан Небом, чтобы сражаться с «нечестивой ересью Максима», то есть с учением ортодоксальной церкви, а также к доверчивости суеверной черни, всегда склонной поверить тому, кто обещает чудо, особенно когда обещающий одет в монашескую рясу, но готовой так же быстро отказаться от своего заблуждения и от восторга перейти к проклятиям.
После этого собора монофелитская ересь почти полностью исчезла в греческой империи, хотя несколько раз пыталась поднять голову при императоре Филиппике Вардане, но выжила под защитой арабов в одной отдаленной местности Сирии.
