Мученичество святого Стефана Нового – самое знаменитое событие этой первой части борьбы против святых икон. Оно стало достойным венцом для жизни, целиком посвященной защите ортодоксальной истины. Рассказ об этой жизни и этой смерти – один из ценнейших источников сведений об истории греческого монашества в первые две трети VIII века. В нем ясно показано положение константинопольских монахов: те из них, кто хотел остаться в столице, могли жить в ней, только скрываясь и каждую минуту рискуя жизнью. Большинство предпочли искать убежища от кровавых преследований и от собственной слабости в дальнем изгнании – в Скифии, на Кипре, в Африке, в византийской части Италии, в Риме; но, если им случалось попасть в руки императоров-иконоборцев или их представителей, монахи не боялись ни угроз, ни самых жестоких пыток и не отступали даже перед смертью. Можно было уничтожить их монастыри, сжечь их церкви, выбросить на ветер образа, которые они почитали, но никому не удавалось ослабить их неодолимое отвращение к еретическому учению или поколебать их верность православной вере. Такое постоянство вскоре утомило преследователей, стало толчком к религиозному движению против иконоборчества и подготовило окончательную победу ортодоксальной истины.
Если верить Феофану, Копроним перед своей смертью (он умер в сентябре 775 года) признал свои нечестивые ошибки и велел петь гимны в честь Пресвятой Богоматери. В любом случае «неудачи Льва и Константина, все более сильное противодействие, с которым они столкнулись, кажется, охладили пыл их преемника». Лев Четвертый не отменил законы, направленные против почитателей икон, и не опроверг их противников, но позволил монахам вернуться и перестал применять указы об их преследовании. Однако он не дошел в своей снисходительности до того, чтобы позволить вернуть запрещенный культ в свой собственный дворец, и многие высокопоставленные чиновники, виновные в почитании икон, были подвергнуты пыткам, брошены в тюрьмы и, наконец, сосланы в монастыри. Императрица Ирина, уличенная в этом же преступлении, была отправлена в ссылку (в феврале 780 года). Но через несколько месяцев этот император умер, оставив свою корону десятилетнему мальчику, Константину Пятому. И править от имени малолетнего государя стала именно Ирина.
Эта императрица уже в годы правления Льва проявила себя как «защитница икон». Поэтому она старалась как можно скорее восстановить мир в церкви, «мир, имя которого она носила и для которого совершила еще много дел». Иконоборцы должны были уйти с государственных должностей, благочестивые верующие смогли без страха служить Богу и почитать святых, и все уцелевшие монахи и православные, эти искры, не погашенные потопом, снова осветили мир факелом истинного учения. Патриарх Павел, который в предыдущее царствование поклялся, что никогда не восстановит культ икон, теперь, ослабленный болезнью и подавленный угрызениями совести, подал в отставку и удалился в монастырь Флора. Его преемник Тарасий получил поручение созвать Вселенский собор, первое заседание которого произошло 17 августа 786 года в Константинополе, в церкви Святых Апостолов. По просьбе патриарха святой Платон, настоятель монастыря Саккудион, открывая это заседание, произнес речь о культе икон. Но офицеры и солдаты императорской охраны, бывшие соратники Копронима, были полностью верны идеям императора-иконоборца и с подсказки епископов-иконоборцев подняли такой шум, что собор был распущен и его участники разошлись, не приняв никакого решения.
Это поражение не заставило императрицу Ирину сдаться. Она распустила императорскую охрану, а потом созвала новый собор в Вифинии, в городе Никея, назначив его на сентябрь 787 года. Можно сказать, что на нем самыми влиятельными и активными участниками были монахи.
На каждом заседании их было очень много, они часто брали слово не только по вопросу догмы, но и при обсуждении вопросов, относившихся только к церковной дисциплине. Например, о том, допустимо ли оправдать и вернуть на прежние кафедры епископов, подписавших решения иконоборческого сборища в 754 году. Именно монахи Стефан, Косьма, Евфимий, Феодор чаще всего были официальными чтецами собора, то есть указывали в сочинениях Отцов Церкви отрывки, чтение которых могло прояснить решения. Монах Фома из монастыря Хенолаккос принес и велел прочитать перед участниками заседания речь блаженного Астерия, епископа Амасии, представляющую огромный интерес для истории старинной религиозной живописи; другой столичный монах, Григорий, игумен монастыря Гормизда, вручил им письмо святого Софрония. Евстафий, игумен монастыря Максимина, вручил им другое письмо этого же автора. Симеон, монах и игумен монастыря Хоры, принес и велел прочитать в качестве свидетельства отрывок из трудов святого Иоанна Златоуста.
Первое место среди столичных настоятелей в продолжение всего собора занимал, видимо, очень набожный монах, игумен Студийского монастыря Савва. Он был душой всего собрания. Он непрерывно брал слово, он беспокоился о том, насколько авторитетны предъявленные свидетельства. «Почему, – спрашивал он, – этот отрывок читают в виде выписки, а не по самой рукописи?» Когда Феодосий, епископ Аммориума, прочитал перед собором свой Символ веры и заявление о своем отказе от прежних заблуждений, именно Савва первым произнес формулировку: «Согласно апостольским предписаниям и решениям Вселенских соборов, он достоин быть принятым». Он громко благословил Бога за возвращение еще семи епископов, и монахи принимали его сторону по спорным вопросам, присоединяясь к его мнению.
Когда во втором акте все присутствовавшие епископы признали истинным учением об иконах то, которое папа Адриан изложил в письмах к императрице и патриарху, и объявили анафему тем, кто думает иначе, Тарасий попросил всех монахов, присутствовавших на соборе, тоже публично произнести их Символ веры. И снова Савва взял слово первым из всех архимандритов и игуменов, первым из всех участников-монахов, и произнес: «Я исповедую и верую согласно древней незапятнанной первоначальной вере, которая передана нам святыми апостолами, пророками и учеными кафолической апостольской церкви, согласно письму, которое трижды блаженный апостольский папа Адриан послал благочестивым и любимым Богом императором и вселенскому патриарху Тарасию, и почитаю святые иконы, и произношу анафему тем, кто имеет другое мнение». После имени Саввы в Актах указаны имена еще девяти игуменов: Григория из монастыря Святых Сергия и Вакха, Иоанна из Пагириона, Евстафия из монастыря Святого Максимина, Симеона из Хоры, Георгия из монастыря у Источника, Симеона из монастыря Авраамитов, Иосифа из Ираклиона, Платона из Саккудиона и Григория из монастыря Гиацинта. Затем все монахи тоже произнесли этот Символ веры.
На четвертом заседании все епископы утвердили своими подписями все, что было написано и сказано на нем; игумены, которых на заседании было сто семнадцать, тоже поставили свои подписи; Савва был главным из них и подписался первым после епископов. После его имени стоят уже упомянутые имена многих столичных настоятелей, за ними много других игуменов, к сожалению не указавших, где находились их монастыри. Но в некоторых случаях местонахождение определяется без всяких сомнений, хотя и не указано явно. Например, в списке есть имена игуменов монастырей Хенолаккос, Неусыпающих, Диуса, Флора, Святого Ильи, Святого Кириака, Каллистрата, Святого Зотика, Святого Фирса; своими настоятелями представлены также несколько монастырей Святого Георгия, Святого Феодора, Святого Иоанна Богослова, Святой Богоматери, и, не считая монахов, заменявших своего епископа или своего игумена по его поручению, в списке есть имена нескольких простых монахов, наугад вставленные между именами настоятелей.
