Однако в последний период борьбы в переписке и катехизисах святого Феодора можно найти ценные сведения, которые становятся еще ценнее оттого, что он писал о только что случившемся и не заботился об общественном мнении.
В начале преследований, организованных Львом Армянином, все столичные игумены были согласны с настоятелем
Студийского монастыря в решении сопротивляться претензиям императора на роль религиозного теоретика; немного позже, в 817 году, таких настоятелей осталось всего четыре, а в 818 году всего три игумена подписали вместе с Феодором прошение, направленное папе Пасхалию. «Почти все души слабеют, – писал Феодор, – и дают нечестивым подтверждение правоты ереси. Епископы Смирны и Херсона сдались, среди настоятелей так же поступили игумены Хрисопольского монастыря, монастыря Диоса и Хары, а также почти все столичные игумены». В каждом монастыре монахи следовали примеру своего настоятеля, и, значит, большинство игуменов и монахов столицы и ее пригородов отступили от ортодоксальной веры. Только Студийский монастырь благородно и постоянно боролся за нее. Разумеется, и там были прискорбные случаи отступничества, и Феодор заботливо сообщал об этом всем подчиненным ему братьям, прося их молиться за виновного и предупреждая, что все они слабы; но гораздо больше в этой обители было доблестных людей, которых не пугали ни пытки, ни мученичество. «Вы, – говорил он подчиненным ему монахам, – являетесь, по милости Божией, светом для Константинополя, а возможно, для всего мира».
Здесь будет полезно отметить, что студиты лучше остальных сопротивлялись действиям, направленным против их веры и их добродетели, благодаря строгой дисциплине, которую установил для них их игумен. Даже когда императорский деспотизм разбросал их по миру и отделил большим расстоянием от их вождя, тот продолжал руководить ими очень активно и бдительно. Феодор неутомимо писал им письма, объединял их в группы, насколько позволяли обстоятельства, обязывал их всегда соблюдать правила их религиозного звания, и главное – никогда не отказываться от монашеской одежды и от общества своих братьев. Через много лет после Феодора один из историков императора Феофила сказал о монахах, живших в это царствование, что сдавались из них те, кто без уважения относился к своей монашеской одежде, пренебрегал трудом и пением священных гимнов, а те, кто остался верен монашеской одежде и носил ее, остались верны и добродетели.
И все же этот рассказ об отступничестве или сопротивлении нескольких константинопольских монахов – лишь быстро сделанный набросок, который не может полностью отразить все последствия иконоборческих преследований. Читатель уже знает, что при каждом новом императоре – враге икон большинство монастырей пустели и почти все населявшие их монахи уезжали искать укрытие от бури далеко от столицы. Константинопольские монахи были везде, кроме самого Константинополя. Святой Стефан Новый, как уже было отмечено, предложил тем, кто обращался к нему за советом, разъехаться по окраинам империи. (Такие монахи даже в этих дальних краях не были в безопасности от преследований. Святой Феодор Студит упомянул об игумене, заключенном в тюрьму в Херсонесе вместе с еще двумя монахами, и о «своих братьях», подвергнутых такому же наказанию на островах Липари.) И эти монахи-переселенцы направились главным образом на Запад. Папы радушно принимали таких изгнанников, строили или дарили им монастыри даже в самом Риме. Но большинство византийских беженцев поселились на юге полуострова, в провинциях, еще подчиненных империи. Ф. Ленорман пишет: «Согласно данным византийских писателей и итальянских хроникеров, примерно пятнадцать тысяч ортодоксальных священников, монахов и мирян переехали из Греции в Калабрию и в область Отранто, спасаясь от преследований, во время двух царствований – при Льве Исаврянине и при Константине Копрониме. Произошла настоящая колонизация греками эти двух провинций, и значительную часть колонистов составляли монахи. Известны названия девяноста семи монастырей ордена Святого Василия, основанных в ту эпоху в одной лишь Калабрии. И еще больше монастырей позже исчезли, не оставив даже следов своего названия, поскольку всего их было больше двухсот. На территории города Россано было десять монастырей, а монахов во всех десяти вместе жило больше шестисот. И те императоры, которые были самыми пылкими противниками икон, умели искусно использовать для своих политических интересов в Южной Италии эту иммиграцию туда восточных ортодоксальных христиан. По словам того же Ф. Ленормана, «императорские чиновники получили указание самим в личном поведении и религиозных обрядах следовать примеру императора, но дать православным полную свободу, не беспокоить беглецов и предоставить им в этих провинциях спокойные убежища». И действительно, раз император хотел отобрать эти провинции у папы и перевести их под юрисдикцию греческой церкви, эмиграция монахов с Востока в Италию была весьма полезна для императорской политики. Действительно, монахи, переселенные таким образом на Запад, становились на новом месте, может быть, невольными, но очень активными проводниками этой политики. Они враждебно относились к неортодоксальным нововведениям и оставались горячими сторонниками греческого обряда и претензий константинопольского Патриаршего престола. Несмотря ни на что, они продолжали чувствовать к византийскому базилевсу то почти религиозное преклонение, с которым их церковь всегда относилась к преемникам великого Константина. Они стали «самым мощным орудием религиозной и политической эллинизации своей новой страны».
К тому же «религиозная пропаганда во все времена была одной из любимых форм византийской экспансии», и помимо этого мирного овладения Южной Италией с помощью греческих монахов, и государственная власть, и в не меньшей степени церковная власть Византии во все эпохи много раз делала попытки далеко распространить православную веру. История миссий греческой церкви – одна из самых ярких страниц в религиозной летописи Византии.
Константинопольские патриархи, всегда озабоченные увеличением своего авторитета, тоже весьма усердно пропагандировали веру. Один из самых знаменитых среди них, святой Иоанн Златоуст, среди всех хлопот, которые у него были из-за великой столицы, не имел более постоянной заботы, чем расширение территории ортодоксальной христианской истины. Преследования, жертвой которых он был, и осаждавшие его болезни и тревоги никогда не заставляли его забыть о хлопотах по распространению в дальних землях благой евангельской вести. В тот самый день, когда он уезжал в изгнание в Никею, он написал священнику Констанцию письмо, в котором советовал тому по-прежнему направлять все свое рвение и усердие на обращение идолопоклонников в христианство и на искоренение нечестия в Финикии, в Аравии и на всем Востоке. В другой раз он похвалил священника Николая за то, что тот послал в Финикию нескольких монахов с поручением проповедовать там Евангелие. Златоуст сам собирал пожертвования на содержание этой миссии и давал хорошие отзывы о ней священникам, монахам и великодушным жителям Апамеи. Во время одной из своих поездок он однажды, встретив монаха-затворника, был поражен тем, что этот отшельник добровольно приговорил себя к праздности, «а поскольку он как раз в это время набирал миссионеров для своего предприятия по обращению Финикии в христианство, он попытался убедить отшельника, что, если тот вернется к деятельной жизни и примет участие в этой миссии, это будет намного приятнее Господу. Он имел успех: аскет покинул свою келью и отправился к священнику Констанцию». Тот же Златоуст послал к готам монахов для работы по обращению этого народа в христианство. Задолго до дней Юстиниана было евангелизировано царство аксумитов и гомеритов. (Царство Аксум находилось на территории нынешней Эфиопии, существовало со II по XI век, в VI веке стало христианским; гомериты – живший на территории нынешнего Йемена арабский народ гимьяр или химьяр. – Пер.) Правление Юстиниана было золотым веком пропаганды христианства на Востоке. Он посылал миссионеров к жившим в Мезии гуннам, к готам-тетракситам в Крым, к абхазам на Кавказ и еще дальше – в Эфиопию, в Сокотору, Сейлан (вероятно, речь идет о йеменском острове Сокотра и о Цейлоне. – Пер.), в Малабар (существовавшая тогда область на юго-западе полуострова Индостан. – Пер.), в Китай, из которого византийские миссионеры привезли шелковичных червей, о которых тогда еще не знала Европа, а также на север Африки, в Триполитанию, в область Бизацену (занимала южную половину нынешнего Туниса. – Пер.), в Мавританию, в Нумидию. При Ираклии весть о христианстве была принесена сербам и хорватам. При Михаиле Третьем о христианской вере услышали болгары, моравы, хазары и русские, при Василии Первом Македонянине – нарентаны (небольшое славянское племя на побережье Адриатики, славянское название – неретвляне, от реки Неретвы. – Пер.) и жители Магны.
