На лице Эммета появилось подобие улыбки.
– Вот и отлично. – Он нежно чмокнул меня. – Я с тобой. И если ты вдруг забудешь, я тебе напомню.
Я на мгновение закрыла глаза. Невероятно тяжело было выбраться из его объятий. Я заставляла себя дышать ровно, пока мы шли к дому, а у меня в голове крутилась одна-единственная мысль.
Я не желала. Мне хотелось бежать прочь из этого места.
Потными пальцами я нащупала связку ключей. Руку Эммета я отпустила, только чтобы открыть дверь. Или лучше позвонить в звонок? Нет, это было бы странно. Я здесь жила. И все равно чувствовала себя незваной гостьей. Когда я открыла дверь и мы с Эмметом вошли в прохладный коридор, нас встретила тишина. Он молча следовал за мной, но от меня не скрылось то, как он разглядывал высокие потолки и гладкий каменный пол. На первом этаже было безлюдно и тихо, и я на мгновение даже засомневалась в том, дома ли отец. Но, войдя в жилую часть дома, я остолбенела.
Папа был одет в дорогие брюки и голубую сорочку, но рукава небрежно закатал по локоть. Он без остановки стучал носком ноги по полу, облокотившись на кухонный остров: в одной руке эспрессо, в другой – телефон.
На его подбородке появилась легкая щетина. Не помню, когда в последний раз видела его небритым.
У меня болезненно сжался желудок, и на какое-то ужасное мгновение показалось, что смелость меня покинула. Но потом я почувствовала прикосновение теплых пальцев Эммета между лопаток. Он мягко подтолкнул меня вперед.
Хотя мы бесшумно шли по гладкому плиточному полу, папа резко поднял голову. Я не могла распознать выражение его глаз. Он смотрел на Эммета, смотрел на меня, смерил взглядом мою щеку, которая, как я заметила в зеркале, приобрела очень красочный вид. Один лишь мускул дрогнул на его лице, а секунду спустя я уже поежилась, услышав, с каким шумом телефон и фарфоровая чашка приземлились на барную стойку.
Я будто примерзла к полу, наблюдая, как он быстрыми шагами пересекает комнату. Сдавленный всхлип вырвался из моей груди, и лишь когда я издала этот звук, до меня дошло, что папа заключил меня в объятия. Я прижалась к его телу, почувствовала щекой прохладную ткань его рубашки и его руки у себя на спине. А еще я ощутила папину внутреннюю дрожь.
– Мне очень жаль, доченька, – сказал он, и после этих слов я уже не смогла сдерживаться и контролировать всхлипывания, вырывавшиеся из моей груди. Я не помню, когда он в последний раз так меня обнимал. Да и вообще не помню, чтобы он меня обнимал. Я вцепилась пальцами в его рубашку, заведомо проиграв войну с охватившими меня эмоциями. Папа положил руку мне на затылок, а второй не переставая гладил меня по спине. Я бросила взгляд на Эммета, который остался стоять в дверном проеме.
– Мне очень жаль, что я тогда тебя не послушал, – повторял папа. Снова и снова. Пока ко мне не вернулся дар речи.
– Я… не могла понять. Вчера вечером. Когда ты встал и просто…
Папа слегка отстранился от меня. Его взгляд был железным, но я вдруг поняла, что эта жесткость предназначалась не мне.
– Я встал, чтобы позвонить адвокату.
Кровь прилила мне к ногам.
То есть это правда…
– Я знаю.
Папа прожигал меня взглядом.
– Седрик уже атаковал меня сообщениями.
– Сохрани их. Мы постараемся использовать их против него.
Мы… Папа на моей стороне. Он мне поверил, ни на секунду не поставив мои слова под сомнение.
– Спасибо, – прошептала я.
– Эмбер, мне очень жаль. Прими мои искренние извинения за мое поведение. Я знаю, что ты тогда рассказала все матери. А она мне сказала, что это ты отправила фотографию и что ты еще пожалеешь о своем необдуманном поступке. Она все выставила так, будто это пустяки, и не рассказала о том, что Седрик с тобой сделал. Мне нет прощения, что я не стал вдаваться в подробности. Но я хочу, чтобы ты знала, что я бы и тогда не колебался ни секунды, если бы узнал хотя бы часть из того, что произошло на самом деле.
Я поправила пуговицу на его рубашке, изо всех сил стараясь не зареветь.
– Почему она так поступила? – Мой голос дрожал. – Почему она не хочет мне верить?
Взглянув на папу, я увидела всю боль на его лице.
– Это она должна сама тебе объяснить. Это ее не извиняет, но вам нужно наконец-то поговорить. Так больше не может продолжаться.
Это ее не извиняет… Вполне возможно, но тут есть что-то еще. Эти слова означают, что есть какая-то причина, почему мама так отреагировала. То есть существует вероятность, что дело не во мне. Что есть другая причина такого поведения. И я не уверена, действительно ли мне хочется ее узнать.
– Но откуда ты узнал, что?.. – Я оборвала себя на полуслове, пытаясь следить за дыханием. Мой взгляд устремился к Эммету. Он деликатно понурил голову.
– Что ты у Сорикетти?
– У Эммета, – прошептала я. По лицу папы пробежала некая эмоция. От этого его выражение лица стало чуть ли не ласковым.
– У Эммета, – повторил папа более мягко и перевел на него взгляд.
Эммет вздохнул, но его челюсти оставались крепко сжатыми. Он коротко кивнул папе.
– Да, сэр.
Папа смерил его взглядом, который я никак не могла распознать. Не таким строгим, как обычно, а как-то иначе, по-другому. Потом он вновь посмотрел на меня.
– Знаешь, Эмбер, я за последние годы много чего не знал о своей дочери, но то, что вы проводите вместе время не только за учебой, не утаилось даже от меня.
Я нервно сглотнула. Неужели это так очевидно?
Папа снова перевел взгляд на Эммета.
– Кроме того, в чертежах по проекту «Окдейл-Эстейтс» отчетливо виден ваш почерк.
С лица Эммета сошла вся краска.
– Должен признаться, весьма впечатляюще, – спокойно продолжил отец. – Хотел бы я, чтобы в вашем возрасте мои чертежи носили столь же самобытный характер. Из вас выйдет великий архитектор.
– Это я предложил Эмбер помощь. Проект меня вдохновлял, я думал… Простите, что решил вмешаться.
Я развернулась к Эммету. Он сверкал на меня глазами, но я отрицательно покачала головой.
– Нет, папа. Все было не так. – Сердце, казалось, сейчас вырвется из грудной клетки. – Я не справлялась. Я бы не смогла в одиночку. Эммет… Я уговорила его мне помочь. Я знаю, что это не по правилам, но… Я бы не смогла оправдать ваших ожиданий. Черт, да я просто никудышная…
– Эмбер, – строгим голосом произнес папа. – Не смей так говорить!
Я затаила дыхание.
– Ты справилась, слышишь? Да, я узнаю почерк Эммета в чертежах, но я узнаю и твой. И я еще никогда так тобой не гордился.
– Вот видишь, – тихо произнес Эммет. – Я тебе постоянно говорил!
