– Мэйми, помни, что я тебе сказал, – бросил ей Перри Мейсон
и пошел к машине.
– О, да этот красавчик опять в обновке сегодня, – еще
услышал он ее отзыв относительно Брэдбери, – а какая самодовольная улыбка…
Пошел бы он подальше!
Перри Мейсон мысленно улыбнулся столь искреннему пожеланию
девушки, сел в машину и произнес:
– Давайте по улице, приятель, и где будет поменьше движение,
остановитесь. – Он улыбнулся Делле Стрит и поймал пристальный взгляд Брэдбери.
– А вы настойчивый, негодный малый, Брэдбери, – пожурил он.
– Я – борец, – мягко заметил тот.
Мейсон изучил холодные серые глаза и кивнул. Он достал из
кармана пачку сигарет, предложил Делле Стрит, Брэдбери же отказался и достал
сигару, тут же чиркнув спичкой о подошву. Делла Стрит глазами поблагодарила
Брэдбери и прикурила от спички Мейсона. Брэдбери, нахмурившись, отвел спичку к
своей сигаре. Мейсон, прикурив и затянувшись, повернулся к Брэдбери:
– В чем дело, что за суматоха? Как я понял, вы собирались
что-то предпринять, если бы меня не встретили?
– Я предпринимаю вполне осмысленные вещи, – тихо и
самолюбиво заметил тот. – И мне кажется, я имею право на встречу и беседу с
адвокатом, которого нанял за вполне справедливую оплату.
– Давайте не будем об этом спорить, – миролюбиво ответил
Мейсон. – Вы как раз сейчас беседуете со мной. Что вам угодно?
– Я хочу, чтобы вы защищали доктора Роберта Дорэя в деле об
убийстве Фрэнка Пэттона!
– Я думал, вы хотите, чтобы я защищал Маджери Клун…
– Да, это так. И доктора Дорэя тоже.
– Вы думаете, они замешаны оба?
– Формально оба, – наклонил свой щегольской пробор Брэдбери.
– Я сегодня утром получил кое-какие новости: против них выдвинуто обвинение,
издано предписание начать розыск.
– Скажите ясно, чего вы хотите?
– Хочу, чтобы вы защищали доктора Дорэя, моя конечная цель –
услышать, что он оправдан.
– Это будет нелегко, – тихо сказал Перри Мейсон, задумчиво
разглядывая слоистый сигаретный дым. – Если они оба обвиняются в убийстве,
может случиться так, что я не смогу защищать обоих. Иными словами, вдруг Дорэй
переведет обвинение на Маджери Клун, а Маджери Клун попытается обвинить Дорэя…
– Да не нужна здесь юридическая этика! Положение критическое!
Что-то нужно сделать, и сделать немедленно! Я хочу, чтобы доктора Дорэя
оправдали, а вы знаете так же хорошо, как и я, что столкновения интересов не
будет. Если и появится шанс для конфликта между ними, то это случится только
при попытке взять на себя вину, чтобы прикрыть другого. Это единственное, чего
я боюсь… Я хочу, чтобы вы представляли обоих и чтобы такого не случилось…
– Ладно, – ответил Перри Мейсон. – Мы поговорим об этом,
когда придет время. Как я понял, их еще не арестовали?
– Точно.
– Вы знаете то же, что и полиция?
– У них довольно сложное положение, – сказал Брэдбери. –
Очень серьезное обвинение против доктора Дорэя. Я, правда, сомневаюсь, есть ли
что-то серьезное против Маджери Клун.
– И вы хотите, чтобы я оправдал Дорэя. Это так?
– Вам просто придется оправдать Дорэя.
– А я думаю, настала острая необходимость нанять отдельных
адвокатов для обвиняемых, – сказал Мейсон, устремляя свой ястребиный взор на
Брэдбери. – Кого из них мне, по-вашему, взять?
– Никакой необходимости нет! И я не хочу это обсуждать. Я
буду настаивать, чтобы вы представляли обоих, адвокат, и как составную часть
этого дела вы распутаете все маленькие неувязки с дверью!
– Что за дверь? – прищурив глаза, поинтересовался Мейсон.
– С той закрытой дверью в квартире Пэттона, – уточнил
Брэдбери, сбив пылинку с рукава. – Я не совсем дурак, мистер Мейсон. Я ценю то,
что вы сделали. Понимаю, что все вами совершенное – во имя тех интересов, что
для вас наиболее важны… Однако, я думаю, полиция сможет доказать, что Маджери Клун
была в этой проклятой комнате перед убийством. Если дверь была не заперта,
Маджери Клун могла войти, увидеть тело и в панике выскочить. Она побоялась
рассказать полицейским об увиденном. Если же дверь была заперта, стало быть, у
Маджери был свой собственный ключ. Это может означать, что она вполне
хладнокровно контролировала свое душевное состояние, чтобы выждать, а потом
запереть за собой дверь. Но это обернется для Маджери крахом; это худо
обернется для ее дела…
– Но, – стал возражать Мейсон, – можно ведь предположить,
что Маджери Клун была в ванной, закатила истерику; кто-то услышал ее крики,
вбежал и убил Фрэнка Пэттона…
– В таком случае, – веско и словно диктуя стенографистке,
продолжал Брэдбери с такой интонацией, будто он перед тем, как сказать, обдумал
каждую фразу и, более того, считывал ее сейчас с какого-то невидимого спутникам
экрана, – Маджери Клун последняя вышла, если не выбежала, из комнаты, пока
убийца находился там. Найти тело, не дав знать об этом, – возможно, нарушение
каких-то правовых и нравственных норм. Обнаружить убийцу на месте преступления
и содействовать ему в исчезновении – совсем другой коленкор, это может сделать
ее соучастницей преступления. Я не хочу этого. В общем, адвокат, вопрос о
закрытой двери становится все более и более актуальным…
Делла Стрит беспокойно заерзала на сиденье, машина убавила
ход, и дома через три остановилась.
– Здесь? – спросил водитель.
– Отлично, – монотонно ответил Мейсон, будто он лунатик и
разговаривал во сне, и, не сводя с Брэдбери тяжелого, сурового взгляда,
проговорил: – Брэдбери, давайте поймем друг друга. Вы хотите, чтобы я занимался
Маджери Клун и доктором Дорэем?
– Да.
– Это должно быть оплачено.
– Естественно!
– И более того, вы настаиваете на оправдании…
– И более того, – веско повторил Брэдбери, – я настаиваю на
оправдании. Я думаю, адвокат, в данных обстоятельствах имею на это право. Если
оправдания не будет, у меня возникнет необходимость раскрытия некоторых фактов,
о которых мне бы не хотелось упоминать в настоящий момент, но которые, как мне
кажется, указывают, что дверь была закрыта кем-то уже после того, как оба –
Маджери Клун и убийца – покинули место совершения убийства.
– И это ваше заключительное слово, – сказал Перри Мейсон.
– Да, если вам угодно, это мое последнее слово. Я не хочу
казаться грубым, адвокат. Не хочу, чтобы вы решили, будто я ставлю вас в
затруднительное положение, но ради бога! Я намерен провести честную сделку во
имя маленькой милой Маджери Клун.
– А во имя Боба Дорэя?
