Нельсону Альгрену от этих описаний ночной жизни, красивых молодых мужчин и женщин, поэтов и актеров, становится не по себе, ведь, может статься, она проводит ночи с другими. Де Бовуар сердится, но успокаивает его любовью.
«Писать тебе — все равно что целовать тебя. Это нечто плотское. Я ощущаю свою любовь к тебе в руках, когда пишу, и так приятно, что любовь живет в плоти, а не только в голове. Письмо доставляет не такое наслаждение, как поцелуй, оно, пожалуй, суховато, чувствуешь одиночество и скуку, но все же это лучше, чем ничего, ведь выбора у меня нет».
Сам Альгрен — любитель покера и скачек. Он пьет бурбон и изображает в своих романах и новеллах тот мир, который знает лучше всего; они полнятся пьянством, сутенерами, наркоманами, мужчинами, которые дерутся за деньги, продажными политиками и хулиганами. Он на пороге самого успешного периода своей жизни. Через несколько лет он напишет роман «Человек с золотой рукой», а затем «Прогулку по джунглям». Будет награжден премиями, его книги будут экранизированы, он добьется успеха.
Вырос Альгрен в Чикаго, отец-швед перешел в иудаизм, мать — немецкая еврейка, сам он называет себя шведоевреем. Симона де Бовуар планирует поездку в Швецию вместе с Жан-Полем Сартром и спрашивает, не может ли Нельсон рассказать что-нибудь о родине своего отца. Нет, он почти ничего не знает ни о Швеции, ни о еврействе. И в свою очередь спрашивает, не вернется ли она в США, к нему. Да. Когда? Скоро.
Всякий раз, когда она видит над Парижем плавно снижающийся самолет, она думает о Нельсоне в Чикаго. И когда не видит самолетов, тоже думает о нем.
Палестина
Ходят слухи. Говорят, что комиссия ООН уже приняла решение в пользу раздела, что члены ее, собственно говоря, изначально были за предложение сионистов, что американцы выбрали их именно по этой причине.
Правда? Ложь? Конечно, предвзятые мнения в комиссии существуют. Индийский и иранский представители как будто бы поддерживают дело арабов — что окажется правдой. Из латиноамериканских представителей двое склонны поддержать еврейское государство — уругваец, поскольку верит в сионистскую идею, и гватемалец, поскольку желает нанести британцам как можно больший ущерб.
Перуанский представитель не одобряет предвзятых мнений, но в дальнейшем отойдет от линии своего правительства, которое поддерживает идею еврейского государства. Югослав принципиально выступает против раздела — иная позиция могла бы дать импульс расколу югославского государства, ведь ему постоянно угрожают сепаратистские притязания разных группировок.
Чехословацкий представитель испытывает сомнения, хотя и принадлежит к близкому окружению министра иностранных дел, всем сердцем поддерживающего идею еврейского государства. Остальные страны, входящие в комиссию, — Австралия, Канада, Швеция и Нидерланды — считаются в целом пробританскими, но как раз в этом вопросе, судя по всему, выказывают понимание как сионистских, так и арабских интересов. В Палестине не жалуют никого из них.
Швед Эмиль Сандстрём, председатель комиссии, обеспокоен арабским бойкотом. Он устраивает пресс-конференцию — палестинские журналисты не приходят. Назначает открытые заседания — из палестинского населения никто в них не участвует. Неофициально, кружным путем Сандстрём пытается связаться с верховным муфтием, но тот не желает ни встреч, ни переговоров. Даже телефонную трубку не берет.
Комиссия намерена совершить поездку по территории, посмотреть своими глазами, встретиться с людьми на местах. Начинают они с двух мечетей, четырех синагог, одной церкви и штаб-квартиры Мусульманского совета в Иерусалиме. Затем едут в Хайфу, чтобы посетить еврея-мыловара, арабскую табачную фабрику, еврейскую текстильную фабрику и арабский нефтеперерабатывающий завод, а также гору Кармель.
В Хайфе есть также арабско-еврейские кооперативы, находящиеся в коммунальном управлении, но когда комиссия посещает их, арабские служащие отсутствуют. Бойкот. На табачной фабрике «Караман Дик» на порог не пускают ни журналистов, ни евреев-шоферов. Все ознакомительные визиты к арабам — только при условии, что участие евреев исключено. Вот так и продолжается работа Особой комиссии ООН по разрешению палестинского конфликта: в глубоком разочаровании, на грани унижения.
Двадцать первого июня в школах Беэр-Шевы: когда они заходят в классы, ни учителя, ни ученики не обращают на них внимания, продолжают урок, будто их и нет. В галилейском поселке Рами: население отсутствует, осталась лишь кучка подростков, выкрикивающих проклятия. Мэр, обещавший принять гостей, появляется очень ненадолго, и вскоре приезжим остается попросту закусить собственными бутербродами, поскольку обещанный ланч так и не состоялся.
Верховный муфтий дает понять, что любой ослушник рискует жизнью. Согласны с ним не все. Кое-кто в Лиге арабских государств считает бойкот ошибкой, которая дорого обойдется палестинскому делу. Однако муфтию никто не препятствует.
В эти безоблачные июньские дни комиссия продолжает свою поездку по арабской Палестине. Все в белых рубашках и соломенных шляпах, держатся в тени, когда она есть. Посещают больницы, школы и предприятия. Просвещение, сельское хозяйство и здравоохранение производят впечатление неполноценности и запущенности. Коллективный вывод комиссии — идея самостоятельного палестинского государства «не имеет связи с реальностью».
В точности тот же вывод, правда по иным причинам, будет сформулирован и после поездки по еврейским районам. Здесь существует развитая инфраструктура, проложены дороги и водопровод, есть квалифицированные работники и труднообъяснимый оптимизм. Придет время, когда арабы и евреи будут жить в мире, твердят сионисты, погодите, придет такое время. Их гости, представители ООН, переглядываются и снова бормочут «не имеет связи с реальностью».
Н-да, особым оптимизмом эта группа, колесящая в автомобилях по летним палестинским дорогам, не отличается. Черные, как жуки, автомобили блестят в пустыне на дороге, которая бежит то вверх, то вниз по холмам. Черные, словно насекомые среди зноя.
«Расовая враждебность слишком сильна, — записывает австралиец и подытоживает: — Ситуация опасна и решения не имеет».
Нью-Йорк
Чарли «Бёрд» Паркер и Джон Бёркс «Диззи» Гиллеспи прославились, ездят в европейские турне, играют в Карнеги-Холле, и все такое. Телониус Монк живет на гроши и без кредитов под свои композиции. Он слышит свои мелодии по радио, sure thing
[40]. И «I mean you», и «Bean and the boys» популярны, но исполняет их Коулмен Хокинс. Мелодии Монка, но слава не его. Дохода нет. Другие, скажет он позднее, толкутся рядом, копируют его гармонии, приходят со своими нотами и просят совета, а он сам даже в концертах не выступает.
«Иной раз меня даже не пускали в „Бёрдленд“. Представьте себе: быть музыкантом, слышать, как исполняют твои собственные композиции, но не иметь права даже войти!»
Настало новое время, рожденное из жестокости войны, в тени опасного мира. Музыка дисгармонична, ритмична и атональна. Манхэттенским клубам несть числа, они открываются и закрываются так быстро, что не уследишь, мелодии Монка плывут в дымном ночном воздухе. Но сам он зарабатывает на жизнь как пианист в чужих джаз-бэндах или как учитель. Один из его учеников — семнадцатилетний тенор-саксофонист Теодор Роллинс, по прозвищу Сонни, каждый день после школы он приходит к Монку домой, на урок.
