Уже через несколько месяцев после предоставления аудиенции Робруку Мунке принял армянского царя, который проводил последовательную политику сотрудничества с монголами в надежде, что наступление на ислам поможет азиатскому христианству. По вызову Батыя Хетум в начале 1254 года покинул Сис, столицу и резиденцию царей Малой Армении, построенную у подножия отдельной горы из горной системы Тавр, и тайно пересек владения султана Рума, который, по утверждению историка Киракоса Гандзакеци, ненавидел царя из-за помощи, которую он получил от татар. Он перешел Кавказ к лагерям Батыя и Сартака, «который был христианин по религии». Больше ничего о христианстве Сартака у хрониста не сказано. Дальше он направился очень длинной дорогой за Каспием. Двигаясь более южным путем, чем Карпини и Робрук, он переправился через Иртыш и проследовал мимо страны найманов в Монголию, где 13 сентября преданный вассал был принят великим ханом, который дал ему охранную грамоту и письмо, дающее «вольную» христианским церквям везде. Заверив в своей преданности, Хетум провел пятьдесят дней при дворе и вернулся обратно через Джунгарскую пустыню, Алатау и долину Или. В начале 1255 года, находясь в Таласе, он услышал о приближении Хул ату, брата Мунке, которому было приказано покорить мусульманские государства запада. Перейдя Оксус, царь поспешно вернулся через Хорасан и Азербайджан в Армению. Краткий рассказ о его путешествии оживляют любопытные детали из естественной истории – о диких конях и верблюдах (речь идет о лошадях Пржевальского, живших в степях между озерами Байкал и Балхаш, и двугорбых верблюдах Гоби), ссылках на Будду Шакьямуни и одетых в желтые одежды буддистских монахах. Там есть также фантазии о расе мохнатых собак с человеческими женами. Собакоголовые люди встречаются также у Карпини. Они говорили два слова и лаяли третье. Марко Поло и брат Одорик писали о собакоголовых людях вокруг Индийского океана. Иво Нарбоннский утверждал, что у Батыя в Венгрии был отряд собакоголовых воинов. Возможно, объяснение следует искать в обычае тотемизма и волчьих стаях, охотившихся в северных лесах.
Во время пребывания в Каракоруме и Робрук, и Хетум слышали о планах и наблюдали за приготовлениями к очередной стадии монгольской кампании по завоеванию мира, которая должна была прославить правление Мунке. Споры о престолонаследии на время стихли. Удар 1251 года ознаменовал победу дома Толуя. Новый великий хан, сокрушив заговор против себя, объявил на курултае, что экспедиции будут отправлены на восток и на запад, против Сун в Китае, против ассасинов и халифата – «до самых границ Египта». Столь грандиозные планы завоевания мирового господства, вероятно, никогда раньше не рассматривались. Сам Мунке намеревался участвовать в китайской войне, а западная экспедиция была доверена его младшему брату Хулагу, который, таким образом, стал завоевателем Багдада и основателем династии ильханов Персии. Заметим, что Хулагу – это Алау Марко Поло и Халаон средневековых французских авторов. Его имя не встречается среди командиров большой европейской кампании 1237–1242 годов. Покорение Западной Азии, вероятно, было его первой крупной военной кампанией, которую он вел в возрасте тридцати шести лет или около того. Халиф Мустазим, отвечая на предложение сдаться, назвал Хулагу «молодым человеком, едва начавшим карьеру». Бросок Хулагу от Оксуса почти до самого Нила – один из величайших эпизодов в истории. Он должен был революционизировать политические и религиозные отношения в Западной Азии, однако завершился ничем, когда старые династические распри вспыхнули с новой силой и остановили завоевателей.
Решение восстановить монгольскую власть в Персии было мудрым, поскольку со времени опустошительного броска Чингисхана по Трансоксиане и Хорасану в 1219–1224 годах провинции Восточного Ирана были охвачены анархией. Первый монгольский командир после Чингисхана – Чор-маган – уничтожил остатки хорезмийского царства, а его преемник Байджу, сменивший его в 1242 году, двинулся на запад и сокрушил власть сельджуков Рума при Кёсе-даге в 1243 году. Монгольские силы были ограничены и сосредоточены в Азербайджане и на пастбищах долины Аракса. Принцы Грузии, короли Армении, атабеки Мосула и мелкие династии Фарса и Кирмана сохранили свои позиции, признав себя вассалами великого хана. Халифы Аббасидов все еще правили в Багдаде, а исмаилиты продолжали терроризировать мусульманский мир из своих замков в горах Эльбурц. Регионы, находившиеся под прямым монгольским правлением, Хорасан и Ирак Аджами, еще не успели оправиться после разрушений и убийств времен Чингисхана, и их тяжелое положение усугублялось вымогательствами монгольских чиновников, тирания которых, вероятнее всего, происходила от их невежества, а не природной жестокости. Годы шли, варварство уменьшалось, уровень цивилизации рос. Более компетентные и образованные правители использовали опытных местных управленцев. Крестьяне, торговцы и ремесленники постепенно избавились от худшего угнетения. Коргуз, уйгурский тюрок из Бешбалыка, назначенный правителем Хорасана Угэдэем, сурово карал коррупцию и нечестность и возродил старую персидскую бюрократическую машину. О Коргузе писал Джувейни. Он назначил отца историка сахиб-диваном – министром финансов. В его правление повсюду воцарилась справедливость. Крестьянство стало настолько уверенным в себе, что если армия монголов останавливалась на поле, то ничего у крестьян не требовала. Коргуз отстроил разрушенный город Туе и, хотя сам был буддистом, защищал мусульманское большинство населения, веру которого в конце концов принял. Коргуз называет в 1244 году местного принца по имени Шаме ад-Дин Карт правителем Герата. Это назначение было одобрено Мунке и Хулагу. Шаме, способный и образованный человек, основал династию, которая пережила монголов. Он покровительствовал искусству и письменности и спонсировал возрождение персидской культуры на древней родине Гуридов. У реформатора Коргуза было много врагов, постоянно обвинявших его в плохом руководстве, и во время регентства Дорогене он был казнен. Его преемник Аргун-ага, монгол из ойратов, до этого служивший в канцелярии Угэдэя, к счастью, пошел по его стопам. Он прекратил разбазаривание общественных фондов и убедил Мунке провести новую перепись и восстановить в Персии эффективную и справедливую систему налогообложения, которую Масуд Ялавач давно ввел в Трансоксиане. И все же разделение военной и гражданской власти, характерное для монгольского режима в этих землях в течение двадцати лет, было источником многих бед. Наделение Хулагу верховной властью над обширным вице-королевством подразумевало замену твердых унитарных правительств под руководством местных чиновников.
В погоне за единством нельзя было допустить существование независимых государств. Монголы вознамерились уничтожить и ассасинов и халифа, поскольку слишком много людей отдали им свою верность и почитание, на которые имел право один только великий хан. То, что обе эти обреченные силы были мусульманскими, создало в христианских кругах впечатление, что монголы нацелились на уничтожение ислама, хотя мотивы в каждом случае были политическими, а не религиозными. Так, армянский автор произведения La Flor des Estoires, написанного около 1300 года, ссылается на то, что по настоянию Хетума Мунке принял крещение и послал Хулагу, чтобы тот напал на халифа, «нашего смертельного врага», имея целью вернуть Иерусалим и Святую землю христианам. Полагаю, такой самообман был распространен среди восточных христиан того времени. Относительное дружелюбие, проявленное военачальниками и правителями к христианам, как правило, маскировало конкретные мирские цели и обычно было не более чем терпимым безразличием ко всем верам, чего требовала Великая Яса Чингисхана. Когда монах Симеон прибыл в Персию с приказами от Угэдэя, местные чиновники моментально стали необычайно любезными и даже почтительными к священникам и монахам всех церквей. Байджу проявлял больше враждебности, возможно, просто из-за бестактности Асцелина, но Элджигидей, посланный Гуюком в 1247 году как missus dominicus, заверил Людовика IX, что монголы возьмут всех христиан под свою защиту, и намекнул, что новый крестовый поход на Египет может идти параллельно с нападением монголов на Багдад. Об Элджигидее писал Поль Пеллио в статье «Монголы и папство», в которой приводится текст его письма Людовику IX, доставленного королю на Кипр в декабре 1248 года двумя несторианами. Он не сместил Байджу, но Гуюк дал ему главенство над ним. Он извинился перед Людовиком за грубое обращение с Асцелином и сопровождавшими его братьями, сказав, что Байджу – язычник, окруженный мусульманскими советниками, в то время как он, Элджигидей, уже несколько лет является мусульманином. Верность Элджигидея дому Угэдэя стоила ему жизни. Его обвинили в участии в заговоре против Мунке и казнили в 1251 или 1252 году. После этого к Байджу вернулась вся полнота власти, которой он пользовался до прибытия Хулагу.
