Таким образом, Абака уяснил, что единственный союзник, на которого он может рассчитывать, – это старый и проверенный вассал монголов – Малая Армения, престарелый суверен которой Хетум в 1269 году отрекся от престола в пользу своего сына Левона. В 1277 году умер Бей-барс, и Сирия восстала против его преемника Келауна. Абака счел момент благоприятным. В 1280 году монгольская армия выступила на запад и разграбила Алеппо, но второе вторжение, выполненное в следующем году неопытным молодым братом хана Менгу-Тимуром, было остановлено у Хомса, где армия ильхана, хотя и усиленная контингентами армян и грузин, была обращена в бегство мамлюками. Это было в октябре 1281 года. О сражении при Химсе (Хомсе) писали мусульманские (Абул Фида), армянские (Хетум) и сирийские (Бар Эбрей) историки. Грузины и армяне на правом крыле отбросили мамлюков, однако Менгу-Тимур был ранен, и его отступление посеяло панику среди его сторонников. В мечетях Дамаска и Каира звучали благодарности Аллаху. Последний оставшийся оплот франков на побережье Леванта был предоставлен своей судьбе, и монголы навсегда потеряли доступ к Средиземному морю. Спустя пять месяцев после этого у Абаки начался бред, вызванный переизбытком спиртного, и в апреле 1282 года он умер в том же возрасте, что его отец. Его правление было сильным, но суровым, в старых монгольских традициях. Хотя он продолжал политику Хулагу и использовал местных администраторов, как Джувейни, он не шел навстречу национальным и религиозным чувствам людей. Его склонность к буддизму не нравилась персидским мусульманам еще больше, чем пристрастное отношение к несторианским христианам, поскольку в глазах мусульман буддисты были язычниками-идолопоклонниками и не имели права на терпимость. Хотя Абака не сумел изгнать мамлюков из Сирии, он сохранил монгольский контроль над Ираком и сельджуками Рума. Его лояльность и почтительное отношение к великому хану открыли для Персии культурное и торговое общение с Китаем. Его новая столица в Тебризе привлекала торговцев и миссионеров Запада и стала популярным центром на главном международном торговом пути, связавшем Европу с Центральной и Восточной Азией. Брат Одорик, который был там около 1320 года, утверждает, что в мире не было города, лучшего для торговли, и хан получал с Тебриза больше доходов, чем король Людовик Французский со всего королевства.
Абака завещал трон своему сыну Аргуну, но претензии последнего были оспорены его дядей Тагударом (Тегудером), который был воспитан матерью-несторианкой и крещен Николаем в честь правящего папы, еще ребенком признал веру Мухаммеда. Ловко применяя то силу, то хитрость, он отобрал трон у племянника и немедленно объявил о своей приверженности исламу, принял мусульманское имя Ахмед и титул султана. Эта весьма драматическая революция сопровождалась многочисленными рисками. С одной стороны, новый правитель мог рассчитывать на благодарность и преданность мусульманских подданных. Режим иль-ханов оказался бы установленным на более прочном фундаменте, а мамлюки, таким образом, лишались возможности выставлять себя защитниками ислама против тиранов-язычников, убивших халифа. С другой стороны, монгольский правящий класс в целом разделял антимусульманские настроения Хулагу и Абаки, и его отношение, равно как и верность армии, могло подвергнуться слишком тяжелому испытанию таким радикальным изменением политик. А Аргун получал возможность выступить кандидатом от монгольской партии и защитником Ясы. Судьба Ахмеда зависела по большей части от результатов его внешней политики. Он отправил посольство в Каир, чтобы сообщить о своем принятии ислама и потребовать мира, но Келаун дал осторожный уклончивый ответ, несомненно обоснованно сомневаясь в стабильности трона Ахмеда и подозревая, что монгольская знать не пожелает вложить мечи в ножны. На самом деле началась гражданская война. Аргун выступил из своей провинции Хорасан в Ирак Аджами, и, хотя его мятеж поначалу был остановлен, взбунтовались командиры Ахмеда; Аргун объявил смертный приговор своему дяде и взошел на трон. Это было в августе 1284 года.
Правление Аргуна (1284=1291) стало возвращением к пробуддистским и прохристианским настроениям его отца и деда, а мусульмане, снова лишившись власти и благосклонности, стали горько жаловаться на репрессии, более жестокие, чем при Абаке. Новый суверен был не самым одаренным человеком. У него были явно преувеличенные идеи о богатстве своего государства, и он никак не мог понять, почему доходы не текут полноводной рекой в его казну. Высокопоставленные монголы были преступниками по своей природе. Покоренные земли, по их мнению, существовали только для того, чтобы извлекать из них доходы, и они постоянно вымогали средства у крестьян, ремесленников и купцов. Задача сахиб-дивана (министра финансов) была и вовсе незавидной. Если он желал угодить хану, остановив разграбление государства и увеличив его доходы, он навлекал на себя ненависть расхитителей, а если он не возражал против злоупотреблений, которые снижали доходы, он вызывал недовольство принца и подвергал опасности свою жизнь. Только один визирь ильханов умер своей смертью. Самым способным и наименее удачливым был еврей-лекарь, которого возвысил Аргун в 1288 году, дав ему титул Сад ад-Даула – «счастье государства». Он был проницательным администратором, знал монгольский и тюркские языки. Ад-Даула остановил разбазаривание общественных фондов, прекратил незаконные вымогательства, подчинил монгольский военный режим постоянному гражданскому правительству и обеспечил для мусульманских граждан суд по Корану, а не по монгольским обычаям. Тем не менее ни одна из этих реформ не защитила его от народного гнева. Монгольские военачальники и знать ненавидели его за вмешательство в их дела, пуристы жаловались, что он назначает своих родственников и друзей на выгодные посты, а благочестивые мусульмане, которым не нравилось, что ими руководит еврей, обвинили его в заговоре против ислама, который включал переделку мечети в Мекке в буддистский храм. Народная ненависть к Саду ад-Даула отражена в пасквилях и памфлетах, собранных Вассафом, продолжившим историю Джувейни, но совсем другим, напыщенным стилем.
Отказ от политики исламизации Ахмеда мог привести ильханов к новому столкновению с Египтом, если бы Келаун не отвлекался на проблемы со сторонниками семьи Бейбарса, которую он сместил. Атака Ногая, одного из полководцев Золотой Орды, через Дербентский проход в 1288 году была отбита без особого труда. Грузинский царь, участвовавший в предательстве Буки, могущественного тюркского военачальника, был предан смерти. Но в целом на границах было спокойно, и Аргун вернулся к плану вновь обрести Сирию по соглашению с христианскими державами Запада. Его сын от христианской жены, племянницы Докуз-хатун, в 1289 году был крещен Николаем, в честь папы Николая IV. В 1285 году он написал Гонорию IV письмо с предложением совместной атаки на мамлюков, которые будут разбиты «с помощью Бога, папы и великого хана». Известное посольство несторианина Раббана Саума привело монаха из Константинополя в Рим, Париж и Бордо (в Риме Раббан Саума исповедовался перед коллегией кардиналов, в Париже был принят Филиппом Красивым в Сент-Шапель, а в Бордо отслужил мессу и дал причастие Эдуарду I; Святую неделю и Пасху 1288 года он провел в Риме). Но обратно оно доставили Аргуну только письма и наставления, а не армии, на которые он рассчитывал, чтобы изгнать общего врага из Сирии. В последнем обращении к Западу, доставленном генуэзцем Бускарелло де Гизольфи, хан объявил о своем намерении напасть на Дамаск в начале 1291 года и потом захватить Иерусалим, который будет передан франкам. При этом Аргун добавил, что даст 30 тысяч лошадей западной армии, высадившейся в Сирии. Эдуард направил Джеффри де Лэнгли в Персию с ответом. Он обещал сотрудничать с Аргуном против мамлюкского султана (султана Вавилонии). Но только ему помешал шотландский кризис.
