Первые восстания имели место в 1325 году. Их возглавили лидеры, выдвинутые бедными слоями населения – крестьянами, рыбаками, мелкими ремесленниками. Это были скорее восстания бедных против богатых, чем патриотический протест против чужеземного господства, и они распространились по городам и деревням центральной части Китая. Правительство не сумело сдержать растущую анархию – не было сильной руки у руля. Опытные воины, проверенные в сражениях, уже умерли, уступив свое место новым солдатам, не имевшим опыта военных действий. Регулярная армия была, как обычно, в невыгодном положении в борьбе с хитрыми партизанами, и нередко бывало, что тысяча человек никак не может выбить с горы или из леса отряд из пятидесяти человек. По мере распространения социальных беспорядков классы собственников были вынуждены позаботиться о своей защите. Они собирали добровольческие силы, чтобы спасти свои дома и земли, и тем самым заслужили благодарность имперских властей, которые в 1352 году снова открыли доступ к высшим государственным постам конфуцианцам. В это время произошла нередкая для Китая катастрофа. Желтая река прорвала дамбы, и потребовалось 170 тысяч человек, чтобы устранить повреждения. Жесткая дисциплина и низкая оплата спровоцировали бунт, и восстание Го Цзы-сина в Хэнани стало предвестником падения режима. Повстанцы изменили позицию. Их восстание, набирая силу, приобрело национальный, а не социальный характер. Эту перемену можно приписать более грамотным действиям мелких землевладельцев, которые сумели отвести народный гнев от себя, направив его на хозяев-варваров. Шатающееся и не слишком разумное правительство сделало неосторожный шаг – решило ужесточить национальные законы, чем так сильно оскорбило национальные чувства, что направило весь пыл восставших против монголов. Го Цзы-син, несомненно, был гениальным социальным революционером, ненавидевшим богатых. Его поддерживали тайные общества, которых всегда было много в Китае, и монахи, люди образованные, а значит, в глазах народа обладавшие полубожественной властью. В 1355 году он умер, а его преемник Чжу Юань-чжан, третий крестьянин, основавший китайскую династию (два других – основатели династии Хан и первой из Пяти династий), расширил социальную базу восстания и привлек к нему мелких землевладельцев, готовых присоединиться к борьбе против чужеземцев.
Сохрани династия хотя бы частицы политического опыта и военной доблести, она могла бы продлить свое существование на много лет, поскольку врагов было много и они были неуживчивы. Мудрый государственный деятель мог бы развести землевладельцев и крестьян и, сделав несколько небольших, но своевременных уступок, объединить вокруг трона умеренные элементы, которым не нравились растущие беспорядки, угрожавшие всем. Между прочим, этими беспорядками вовсю пользовались всякого рода авантюристы, с успехом совмещавшие в себе качества патриотов и бандитов. Но Тогон-Тэмур, к этому времени уже достигший среднего возраста, был глуп, ленив и нерешителен. Его постоянно окружали евнухи и ламы. Он посвящал свое время женщинам, мальчикам и охоте и оставался бездеятельным наблюдателем ухода империи из-под его контроля. Последние дни монгольского правления можно сравнить с окончанием маньчжурского правления в 1911–1912 годах: парализованная администрация, разделенная правящая клика, взрыв национальной ненависти к чужеземцам и народная революция, зародившаяся на юге, распространившаяся по долине Янцзы и в итоге дошедшая до северной столицы. Чжу Юань-чжан был храбрым солдатом и умным политическим манипулятором, который предпочитал убеждение силе. Смесью гуманности и лести он обезоружил подозрительную враждебность мелких землевладельцев и привлек многих из них на свою сторону. Он последовательно избавлялся от соперников и привлекал к себе их сторонников, а захватив в 1356 году Нанкин, он создал постоянное альтернативное правительство, как объединяющий центр для китайской нации. Одновременно он отрезал север от главных источников продовольствия. Но подавление севера могло стать трудной задачей, поскольку там монголы жили со времен Чингисхана, то есть полтора века, и сила их гарнизонов могла быть увеличена подкреплениями из Монголии. С фатализмом, свойственным всем падающим режимам, монгольское правительство Пекина поставило себя под удар попытками дома Угэдэя отомстить дому Толуя. Принц дома Угэдэя двинулся к Великой стене в 1360 году. Он вскоре был убит во время мятежа, командиры армий Тогон-Тэму-ра поссорились между собой, конкуренты Болод-Тэмур и Коко-Тэмур последовательно занимали Пекин, и в целом гражданская война облегчила и сделала постоянным переход юга к династии Мин. Когда летом 1368 года силы Мин двинулись на север, их наступление было почти беспрепятственным. Оборонительные сооружения Пекина были разрушены, император Тогон-Тэмур бежал сначала в летнюю столицу в Шанду, а потом в Кайлу, где, произнеся патетическую речь об исчезнувшем великолепии городов, прекрасных равнин и роскоши своих летних резиденций, он горестно воскликнул: «Что я сделал плохого? Почему лишился своей империи?» Это грустное прощание с утонченными чарами Китая цитируется в Erdeniyin Tobchi, монгольской хронике, составленной в XVII веке Санангом Сеиченом. Тогон-Тэмур умер в 1370 году. Коко-Тэмур еще некоторое время сопротивлялся в Шаньси, и несколько удаленных монгольских гарнизонов удерживали позиции в провинциях. Но эти остатки вскоре были оттеснены в горы Ганьсу. Китай наконец был очищен от последних варваров и объединился под властью династии Мин.
Китайские хронисты, демонстрирующие легкое отношение к этому эпизоду в истории своей страны, приписывают падение монголов их собственной коррумпированности и упадку. Монгольский хронист XVII века Сананг Сетчен, который сохранил – или придумал – жалобу Тогон-Тэму-ра, винит во всем предательство. Беспристрастный критик может легко примирить эти два на первый взгляд противоречивых объяснения и найти правду в каждом. Он также припишет монгольской эре достоинства, которые китайский патриот назовет ошибкой. Во времена чужеземного господства Китай вошел в более близкий контакт с внешним миром, чем в любой другой период своей истории. Тюрки и персы заполняли его рынки, иногда управляли его городами, а европейцы, путешествовавшие по всей Азии, добрались до берегов Тихого океана и стали проповедовать и торговать с народом, который до этого был им смутно известен как таинственный Seres древних. Seres — название Китая у Потолемея, Помплония Мела и латинских поэтов века Августа. Оно произошло от китайского szm — шелк. Seres означает «люди, от которых получают шелк». А название Chin, Thin или Sin — такое же древнее, как «Перипл Эритрейского моря», датированный I веком. Название вполне правдоподобно, связано с династией Цинь, которая правила Китаем в 221–207 годах до н. э. Беззаветная преданность Джованни Монтекассино создала оплот латинского христианства на Дальнем Востоке. Письма Джованни Монтекорвино и другие документы, относящиеся к латинской миссии в Китай в XIV веке, впервые опубликованы ирландским хронистом-францисканцем Люком Уоддингом в Annates Minorum. То, что эти письма путешествовали взад-вперед между Китаем и Европой, многое говорит об эффективности монгольской императорской почты. За несколько лет Монтекассино крестил 10 тысяч «тартар» и обратил Георгия, принца онгутов, из несторианской ереси в католицизм. Он перевел псалтырь на язык «тартар», который мог быть или монгольским, или тюркским. Didici competenter linguam et litteram Tartaricam, – пишет Джованни в первом письме из Ханбалыка, датированном январем 1305 года. Но в предложении, возможно, есть ошибка, и правильное написание – Tarsicam, обычное слово для обозначения христиан в средневековой Азии, происшедшее от персидского tarsa — почитающий, боязливый, иными словами, тот, кто боится Бога. Оно применялось в первую очередь к народу, религии и письменности уйгуров, которые были по большей части христиане. Благородные труды Монтекассино получили достойное вознаграждение. Папа Климент V в 1307 году назначил его архиепископом Ханбалыка. Одинокий первопроходец получил еще семерых францисканских монахов, которые должны были занять должности викарных епископов. Трое из них добрались до Китая. Еще одно архиепископство было создано в Зайтуне. Престол много лет занимал Эндрю из Перуджи. Из всех бесстрашных миссионеров, которые шли длинным и опасным путем по суше и морю туда, где они были нужны, следует особо отметить Одорика Порденоне, который покинул Венецию в 1314 году, прошел через Трабзон и Тебриз в Персию ильханов, в 1322 году отплыл из Басры в Индию, проследовал вдоль побережья Малабара, еще сильнее укрепился в вере, увидев гробницу святого Фомы, и после захода на Цейлон и Яву высадился в Кантоне – городе, размером, как он утверждал, с три Венеции. До места назначения он добрался через десять лет или около того после отправления из Италии. Путешествуя по Китаю из города в город, он повсюду встречал своих коллег – францисканцев. В Ханбалыке, где он жил три с половиной года, он изучил жизнь двора, участвовал в охотничьих экспедициях в лесах, расположенных в двадцати днях пути от столицы, наблюдал за скоростью и пунктуальностью императорской почтовой службы. Великий хан одаривал монахов всевозможными милостями. Покинув Пекин в 1328 году, он решил вернуться обратно по суше. Путешествуя через страну онгутов пресвитера Иоанна, он следовал караванным путем через бассейн Тарима, подошел достаточно близко к Тибету, чтобы собрать информацию о странном теократическом правительстве лам (на самом Тибете он не был), и по степи и морю вернулся в Падую. Это было в 1330 году. Брат Одорик отсутствовал шестнадцать лет. О путешествиях брата Одорика рассказано во второй книге Генри Юла и Анри Кордье. Порденоне – маленький городок во Фриули, на территории Венеции. Книга, в которой дается живое описание Азии XIV века, пользовалась большой популярностью. Юл приводит список из семидесяти шести уцелевших манускриптов с описанием путешествий Одорика, разбросанных по всей Западной Европе.
