Тюркские народы, в целом находясь на более высоком уровне цивилизации, чем неграмотные монголы, задавали тон; они обеспечили Чингисхана не только солдатами, но также чиновниками, управленцами разных уровней и учителями; декреты хана записывались шрифтом, созданным на основе тюркского, точнее, уйгурского языка.
Тюркский язык следовал через Азию за монгольскими армиями, в которых служили тюркоговорящие народы. Речь сельджуков и куманов, уже обычная в некоторых регионах Персии, Азербайджана, Анатолии и русских степей, распространилась шире благодаря пришельцам. Заметим, что Азербайджан, богатый пастбищами, был заселен тюркоговорящими кочевниками в эру сельджуков. Куманы, пришедшие с верховьев Оби, по пути на запад позаимствовали свой алфавит у уйгуров; при их посредстве тюркская речь к началу XIII века добралась до границ Венгрии. Люди, говорившие по-монгольски, оказались в меньшинстве, и их вскоре поглотило тюркское море. Язык завоевателей, в отличие от арабского языка начала века ислама, вернулся на исконные земли Монголии, оставив тюркский язык господствующим в евразийских степях и за его пределами. Я уже ранее упоминал о небольшом количестве монгольских слов, вошедших в персидский язык, в сравнении с тюркскими. Даже название «татары», некогда такое ужасное из-за связи с монголами, было неким странным путем перенесено через Азию и даровано определенным этническим группам, ныне живущим на территории России. Какими бы ни были их расовые черты, они говорят на диалектах, безусловно, тюркских.
С IX века, когда тюркские рабы впервые были использованы в армиях халифов Аббасидов, арабы и персы постепенно были отстранены от политического лидерства в Западной Азии. На смену персидским династиям Саманидов и Бундов пришли Газневиды и сельджуки, и монгольский период в ретроспективе кажется лишь коротким периодом в серии сменявших друг друга тюркских режимов. Какими бы ни были реальные или вымышленные претензии великого Тамерлана на монгольское происхождение, он был тюрком и по расовой принадлежности, и по духу. Мамлюки Египта были обычно отпрысками тюркских кипчакских рабов. Золотая Орда на Руси постепенно тюркизировалась, так же как улус Чагатая, и в XVI веке три самых могущественных трона ислама (Османской империи, Сефевидов Персии и Великих Моголов Индии) занимали династии тюркского происхождения, говорящие на тюркских языках. Почти все ответвления тюркской расы к тому времени были мусульманами, и самые цивилизованные из них были насыщены персидской культурой. Хотя Персидское национальное государство поднялось только после падения Сефевидов, персидское искусство и литература увлекли османов и моголов, а арабы, политическая независимость которых сохранилась только в пустынях Аравии, пребывали в упадке. Тюрки возвысились еще до завоеваний Чингисхана и его последователей, но без этих завоеваний их политический триумф на персидских и арабских землях был бы более медленным. Именно монгольское вторжение в Малую Азию, развалившее на части старый сельджукский султанат Рума, открыло путь к возвышению величайшей тюркской монархии – османской. Она просуществовала шесть веков, став самой долгоживущей из всех исламских империй.
Если говорить о геноциде, монголы в этой области стали даже более известны, чем древние ассирийцы, которые уничтожали или депортировали целые народы, и их «достижения» в кровавых убийствах оставались непревзойденными до прихода нацизма. Христианские и мусульманские хронисты единодушны в описании кровавых дикостей. Они с болью повествуют об ужасах, равных которым им не приходилось видеть ранее. Мало кто может остаться равнодушным к безрадостному замечанию Джувейни, написавшего, что было убито так много людей, что их численность едва ли будет восполнена до Судного дня. Рассказы о кровавых бойнях невинных людей настолько сильно затрагивают наши эмоции, что реакция вполне может быть преувеличенной. Не следует забывать и о том, что эти события были ограничены во времени и пространстве. Самое страшное, вероятнее всего, происходило во время кампаний Чингисхана на западе. Печальная участь выпала на долю провинции Хорасан, где некоторые известные города так никогда и не возродились. Несколько меньшей была разруха во время нашествия армий Хулагу сорока годами позже. Но в этом случае остается открытым вопрос: было ли разрушение таких городов, как Багдад и Алеппо, более чувствительным, чем разрушение сложнейшей ирригационной системы Ирака, которая веками распределяла воды Тигра и Евфрата по засушливым бесплодным землям, делая их плодородными. Южная Персия избежала разрушений, успев вовремя сдаться, и ее местные династии правили как вассалы хана. Малая Азия и кавказские царства страдали с перерывами, а в Сирии монгольская оккупация была короткой. В Китае – в этом случае наша информация менее точная – ранние сражения сопровождались обычной жестокостью, но ко временам Мунке политика стала гуманнее. А при Хубилае последнее наступление на Сун сопровождалось ничуть не большим насилием против гражданского населения, чем было обычно для того века. Жизнестойкость человеческого духа так велика, что через тридцать или сорок лет мучительная память о кровавых нашествиях была залечена временем и для нового поколения лишилась своей остроты. Несмотря на страхи Джувейни, численность населения была восполнена его естественным приростом и жизнь потекла, как прежде.
В ходе своего почти чудесного взлета к мировому господству монголы столкнулись с тремя религиозными культурами, отношение к которым у них было весьма неопределенным. Монголы разрывались между верностью шаманизму предков, увековеченному Ясой Чингисхана, и привлекательностью более продвинутого вероучения, обладание которым представлялось признаком более высокой культуры. Из этих трех религий (буддизм, ислам, христианство), которые разделили между ними духовную преданность Азии, ислам вышел из монгольского потрясения усилившимся, а христианство – ослабленным. Далее поговорим о влиянии монгольского империализма на каждую из культур.
Буддизм – самое старое из трех вероучений, колебался между возвышенной теософией и дешевыми предрассудками. Религия без веры в конкретного бога, будущую жизнь и бессмертную душу остается за пределами понимания большинства жителей Запада. Иудеи, христиане и мусульмане единодушны в неприятии парадоксальной, на их взгляд, атеистической веры. Но азиаты, всегда готовые уйти от многочисленных зол социального порядка, на редкость богатого страданиями, с радостью принимали четыре благородные истины и шли по пути к избавлению от страданий – Нирване. Философия и пример Будды сохранялись и распространялись монашеским орденом, члены которого, одетые в желтые одежды, с выбритыми головами и мисками для подаяния в руках, несли послание основателя от Цейлона до Японии, от Гималаев до острова Формоза (Тайвань). После длительной борьбы буддизм оказался вытесненным из своей колыбели возрожденным брахманизмом и разделился, как это обычно бывает с религиями, на противоборствующие секты, самые выдающиеся из которых получили название махаяна и хинаяна, Большая колесница и Малая колесница. Махаяна появилась в Китае в начале христианской эры и была вынуждена конкурировать с государственной этической системой конфуцианства, а также странными ритуалами и практиками, которые таятся в даосизме. Китайский народ никогда не находился под могучим влиянием той или иной религии; у него никогда не было официально принятой государственной религии, однако буддизм подошел ближе всех к этому. И все же этому чужеземному вероучению, противоречащему конфуцианской идеологии, пришлось преодолевать некоторую степень враждебности. В 845 году буддизм был запрещен во всем Срединном царстве декретом императора Тан. Удар оказался сильным, но не смертельным. Культ «ушел в подполье» и снова появился после падения династии Тан, но его приверженцы нашли новое поле для распространения своих идей среди тюркских народов Центральной Азии. С ними он двинулся на запад к Трансоксиане и Восточной Персии. При варварских династиях, пришедших на смену Тан, буддизм снова получил развитие в Китае. Монголы основали три культа (буддизм, даосизм и конфуцианство), тем самым приняв участие в моральном или духовном образовании китайского народа.
