Следствием монгольских завоеваний также стало стремление Запада – по разным причинам, торговым и религиозным – выйти на прямой контакт с Дальним Востоком, сначала по суше, потом по морю. Пока монгольская империя доминировала в Азии, дороги по материку оставались безопасными и хорошо охранялись. Менее чем через 60 лет после того, как Джованни Плано Карпини и его спутники в 1245 году отправились из Лиона в самое опасное путешествие, когда-либо предпринятое европейцами, францисканский монах стал архиепископом Пекина, а семейство Поло было привлечено на государственную службу в монгольском Китае. Когда политическое единство империи рухнуло и войны между Берке и Хулагу в 1260-х годах стали предвестниками краха Pax Mongolica, путешествия по суше через Азию снова стали медленными, опасными и полными препятствий. Предприимчивые европейцы, в первую очередь итальянцы, стали искать альтернативный путь на Восток. Принимая во внимание смутные географические знания того времени, Африка, должно быть, считалась большим островом, омываемым Индийским океаном, а значит, путешествие вокруг нее могло привести мореплавателя близко к Индии и Китаю. Еще до конца XIII века, когда Хубилай еще правил в Ханбалыке, была сделана попытка обойти вокруг Африки. Ее предприняли братья Вивальди из Генуи. В 1291 году они прошли через Гибралтарский пролив вдоль западного побережья Марокко мимо мыса Нун, после чего все следы их экспедиции были потеряны. Они проложили путь. Через некоторое время за ними последовали другие. Монгольская династия пала, азиатские торговые пути оказались блокированы, мамлюки и оттоманы успешно контролировали Восточное Средиземноморье. Китай династии Мин был достигнут морем в 1514 году, португальцами, после путешествий Диаша и да Гамы.
Монгольское господство облегчило смешение культур в новом масштабе. Христиане Запада, уже побывавшие с крестоносцами на восточном побережье Средиземного моря, обнаружили гигантскую языческую империю на другом конце Азии. Богатство и населенные города Китая произвели глубокое впечатление. Далекая страна шелка, до этого казавшаяся красивой легендой, неожиданно обрела реальные черты. Купцы захотели обосноваться на ее рынках, миссионеры – развеять светом Евангелия языческий мрак. Япония и Ява впервые появились на европейских картах. Появление в XIII и XIV веках в Европе огнестрельного оружия и компаса может являться следствием контактов с Китаем, но пока еще нет убедительных свидетельств переноса этих судьбоносных изобретений с востока на запад, и потому нельзя исключить независимые открытия. Английский ученый Дж. Р. Партингтон в своем труде «История греческого огня и пороха» скрупулезно собирает в высшей степени неубедительные свидетельства, касающиеся времени и места появления нового оружия, которое революционизировало войну и общество. Краткое изложение приведено в приложении 2.
Связь между Китаем и Персией поддерживалась по суше и по морю еще долго после падения монгольской династии. Китайские суда ходили до Ормуза, что в Персидском заливе, вплоть до середины XV века. Персидские купцы посещали китайские города – на побережье и внутри страны, – неся с собой персидский язык и мусульманскую веру, но такое взаимное общение не дало особого эффекта, и внедрение китайских бумажных денег было ограничено коротким периодом и небольшой территорией. Какую-то пользу – впрочем, это легче утверждать, чем проследить, – могло принести смешение языков, вызванное завоеваниями. Декреты великого хана писались больше чем на одном языке. Говорят, что ильхан Газан знал арабский, персидский, китайский и «язык франков». Датированная 1345 годом надпись в небольшом местечке Keuyang Kwan, расположенном в шестидесяти километрах к северу от Пекина, сделана на шести языках, включая уйгурский и санскрит. Великий историк монгольской Персии Рашид ад-Дин, благодаря знанию языков, смог превратить историю монголов в мировую историю.
Историк, занимающийся сравнением арабских завоеваний VII века и монгольских завоеваний XIII века, наверняка удивится неспособности последних создать новую цивилизацию. Если арабы, как и монголы, были неграмотными варварами, когда начали создавать империю, со временем протянувшуюся от Испании до Индии, они быстро получили образование в школах греков и сирийцев, а потом – у персов и индусов. Философские и научные трактаты, которые составлялись на арабском языке в Багдаде и Самарканде, Каире и Кордове, вознесли человеческий разум на новые высоты, а грациозные купола и минареты мечетей навсегда изменили облик восточных городов. Монголы ничем подобным не занимались. Их изначальное варварство действительно было немного смягчено примерами лучше образованных соседей и подданных, их лидеры приобрели оттенок учености. Культура Китая и Персии оставила на них особенно заметный отпечаток. Но на монгольском языке никогда не создавалась продвинутая литература, он не распространился далеко за пределы своей родины, и он не выдержал конкуренции с персидским и уйгурским тюркским языком. Неспособность монголов подняться до уровня своих предшественников – арабов может объясняться тем, что монгольскую империю создавал воин, а арабскую – пророк. Мухаммед в глазах своих сторонников был выразителем идей Бога. Божественные откровения, которые он доносил до человечества на своем родном языке, сделали арабский священным языком Аллаха и его ангелов. Коран было непристойно читать на любом языке, помимо того, на котором Гавриил доводил приказы Бога до своего апостола. Где бы ни был установлен ислам, туда непременно приходил арабский язык, и постепенно он стал универсальным средством общения. Его понимали – пусть даже не разговаривали на нем – тюрки и берберы, персы и индусы. Если арабский язык представлял закон и пророка, монгольский представлял только закон. И хотя Яса почиталась, как великое наследие, оставленное Чингисханом своему народу, на этом языке не было создано священного писания, а значит, он не мог претендовать на особый статус, как язык небес. Пока монгольская империя оставалась единой, язык ханов был языком империи. Но с 1260 года империя раскололась пополам. Ее западная половина стала мусульманской, а восточная – буддистской. И поскольку эти религии, в отличие от монгольской, имели священные писания, лингвистическое единство империи не устояло, как и политическое.
И наконец, в истории войны и отношений между оседлыми и кочевыми сообществами монгольские завоевания стали концом эпохи. Еще на заре цивилизации земледельцам и жителям городов угрожали периодические набеги всадников степей. «Варвары», вторжения которых являются постоянной темой исторических трудов, касающихся Китая и Индии, Греции и Персии, Рима и Византии, веками имели паритет в части оружия и превосходство в мобильности над своими врагами. Военные техники монголов сравнимы с теми, что использовали гунны или скифы, но, поскольку они использовались более умело и при профессиональном лидерстве, результаты оказались несравненно более впечатляющими. Но победы монголов были одновременно и самыми впечатляющими, и последними, одержанными варварами над цивилизацией. Пока монгольская империя стояла, новые изобретения – пороха и стрелкового оружия – были применены к искусству войны. Исход будущих сражений будет определять не точность прицеливания лучника и быстрота его коня. Таким искусством, как металлообработка, невозможно заниматься в степи, поэтому кочевники лишились последнего военного преимущества, которое еще имели. Пушка – монополия цивилизации. Один залп артиллерии способен уничтожить небольшую армию лучников. В ходе XVII века Русь и Китай, два народа, пострадавшие больше всех от агрессии кочевников, двинулись с двух сторон в Азию, чтобы окончательно решить вопрос с упрямыми пастухами. Нерчинский договор 1678 года установил Амур границей русской и китайской империй, лишил монголов и тюрок возможности сталкивать их друг с другом, и русских колонистов и китайских крестьян постепенно стало больше, чем жителей степей – владельцев стад и отар. Кочевничество оказалось под контролем. Его военная мощь была сломлена, и его всадники больше не отправлялись из степей на покорение мира.
