Взрывоопасность пороха, которым мы называем смесь селитры, серы и угля, несомненно, была открыта случайно, возможно, в Китае, почва которого в некоторых местах, как, например, на аллювиальных равнинах возле Пекина, насыщена селитрой. Если развести на ней огонь, может произойти взрыв. Альтернативная версия – порох открыли даосские алхимики. Но когда? Если поверить аутентичности Wu Ching Tsung Yao, руководства по военной технике, введение к которому датируется 1044 годом, – в нем содержатся рецепты приготовления hou уао, огненного средства, существование пороха в Китае в XI веке можно считать доказанным.
Мощная сила пороха, вероятнее всего, сначала использовалась в мирных целях для производства петард и фейерверков, а потом была приспособлена для военного использования. Скорее всего, это произошло уже при династии Сун. «Огненные стрелы» (Huo shih), часто упоминаемые в войнах этого периода, по всей видимости, были не более чем переносчиками огня и горючих веществ типа «греческого огня» – смеси сырой нефти и негашеной извести. Китайский иероглиф р’ао, теперь обозначающий пушку, веками писался с ключом, обозначающим «камень», иными словами, имелась в виду катапульта или баллиста. И только впоследствии к нему стал добавляться ключ «огонь», и можно предположить, что теперь речь шла о пушке.
Между тем порох – это одно, стрелковое оружие – другое, и нет никакой уверенности в том, что китайцы были пионерами в обеих областях. Представляется, что эпоха Сун стала периодом удивительных военных инноваций, главным образом в виде новых взрывчатых и воспламеняющих веществ, огненных стрел и дымовых бомб, использованных войсками Сун в войнах против киданей и чжурчжэней, варваров, контролировавших большую часть Северного Китая до появления монголов. Эти конфликты, происходившие около 1200 года, возможно, ускорили трансформацию катапульты в пушку. Согласно T’ung Chien Kang Mu, сборнику китайских исторических записей, первоначально составленному в XI веке и впоследствии переработанному (этот труд, содержащий ценнейшие сведения по китайской истории, был переведен на французский язык в XVIII веке отцом Жозефом де Майя; а отрывки, касающиеся «громовой бомбы», цитируются у Партингтона), кидани, защищавшие город Лоян от монголов в 1232 году, использовали «громовую бомбу», выбрасываемую катапультой железную емкость с порохом, воспламеняющимся фитилем. Такая бомба взрывалась с грохотом, который можно было слышать на расстоянии 100 ли (53 километра). Она разносила осаждавших в клочья, а осколки пробивали металлические доспехи. Сделав поправку на преувеличения (взрывов современных снарядов не слышно на расстоянии 50 километров), Партингтон делает вывод, что речь идет каком-то виде бомбы.
На основании этого факта – если это, конечно, факт – была построена сложная система предположений, догадок и умозаключений, призванная показать, что несколькими годами позже монгольские армии принесли стрелковое оружие в Европу. Среди монгольских полководцев, командовавших в Северном Китае, был великий Субэдэй-багатур – блестящий стратег, который пятью годами позже (в 1237 году) повел армии на Русь и Восточную Европу при номинальном командовании внука Чингисхана Батыя. Предположительно монголы, всегда быстро учившиеся у своих врагов, довольно скоро начали использовать «громовые бомбы» сами, и Субэдэй, отправляясь на запад, имел с собой изрядный их запас. Некоторые авторы заявляют, что порох и даже пушки использовались 11 апреля 1241 года в битве на реке Саджо, когда монголы уничтожили венгерскую армию короля Белы. Об этом говорит, в частности, Гудрич (Short History of the Chinese People). У Гудрича никаких ссылок нет, и Партингтон язвительно отметил: «Я потерял много времени, пытаясь отыскать источник утверждения Гудрича; возможно, это Вольтер». Иными словами, свидетельств нет. Европейцы, против которых была направлена эта пугающая и неожиданная атака, отлично видели монгольские трюки, военные хитрости, новые приемы и изобретения. К примеру, они отметили, как сильно возросла мобильность монгольских войск благодаря использованию достаточного количества запасных лошадей. Благодаря этому их действиям никогда не препятствовала усталость лошадей. А в сражении при Лигнице, состоявшемся за два дня до битвы на реке Саджо, воины задыхались от токсичного газа, выпущенного монголами в виде едкого черного дыма. Если бы монголы действительно использовали артиллерию, польские и венгерские хронисты едва ли промолчали бы. А так ни Ян Длугош, «польский Ливий», описавший «газовую атаку» в Лигнице, ни Йоганн де Туроц, подробно рассказавший о монгольском разграблении Венгрии, не упоминают ни о порохе, ни тем более о пушках. Нет соответствующих упоминаний и в многочисленных документах Матфея Парижского.
Монгольское военное командование определенно со всем вниманием относилось к новым военным технологиям. По всей Азии собирались инженеры, которых прикрепляли к армии. Китайцы, мусульмане и европейцы использовались при производстве вооружений и в качестве военных советников. В 1259 году китайские техники изобрели «огненное копье»: порох взрывался в бамбуковой трубке, выбрасывая шарики-дробинки на расстояние 250 метров. Партингтон называет его «большой римской свечой, выбрасывающей шарики с использованием некоего состава, аналогичного пороху». Годом раньше монголы использовали огненные стрелы и котлы с нефтью при осаде Багдада, но наш главный источник – персидский историк Рашид ад-Дин не говорит ничего о взрывчатых веществах. Мы приближаемся к ствольному оружию. Много внимания китайские и персидские хронисты уделили осаде Сянъяна в 1273 году. Раздраженный упорным сопротивлением этого сильно укрепленного города, Хубилай послал своему кузену, монгольскому хану Персии, просьбу прислать ему инженеров и осадные машины, способные разрушить оборонительные сооружения. Только ему прислали не пушки, а огромные катапульты и баллисты, которые метали камни массой 70 килограммов, пробивавшие стены толщиной 2 или 3 метра. Башни были разрушены, и город сдался. Об осаде Сянъяна писал и Марко Поло. Он предполагает, что его отец и дядя строили баллисты, которые обстреливали стены. По утверждению Рашид ад-Дина, которое все же представляется более правдоподобным, инженеров и машины привезли из Персии. Р’ао также использовали в морской войне между Сун и монголами, но термин все же применялся скорее к снарядам, выпущенным из деревянных осадных машин, чем из орудий. Однако в двух вторжениях в Японию 1274 и 1281 годов использовались, наряду с традиционными осадными машинными и воспламеняющимися материалами, «огневые трубы», возможно орудия с железными стволами, работавшие на порохе. На японской иллюстрации, датированной 1292 годом, мы видим, вероятнее всего, бомбу, взорвавшуюся перед японским лучником. Она представлена в статье Гудрича. Партингтон утверждает: три разные хроники заявляют, что монголы использовали железную пушку против японцев, но осторожно добавляет: «Эти заявления должны быть проверены военными и лингвистическими экспертами».
Порох беспрепятственно вошел в китайскую историю. Возможно, он широко распространился при Хубилае (1260–1294) и к 1280 году уже хранился в арсеналах. Рассказывают о случайном взрыве, имевшем место в том году, который разрушил здание и убил четырех тигрят, принадлежавших главному министру. Арсенал был собственностью правительства Сун, возможно захваченной монголами. Порох уже был известен в Европе. Даже если мы не согласимся с мнением, что его открыл Роджер Бэкон, странный зашифрованный рецепт de secretis operibus naturae, содержащийся в его Epistola, датированной, вероятно, 1265–1266 годами, означает, что автору был известен его состав. Хотя, конечно, он мог не знать о его использовании в качестве метательного взрывчатого вещества. Шифр находится в одиннадцатой главе «Послания» Роджера Бэкона. Его авторство подвергается сомнению, для которого, по моему мнению, нет достаточных оснований.
