— Иди, иди! — поддержал его дед Серафим, грозя кому-то за моей спиной.
— Не боись, Миша, — подмигнул мне отец. — Мы с тобой.
— Мы рядом, — согласно кивнул дядя, не сводя с меня строгого взгляда. — Не подведи, племяш!
Холод тут же отступил, и я понял, что и на этот раз рандеву со смертью откладывается.
— Пасеку открой, — проворчал деда Юра, превращаясь в белёсую дымку тумана.
— И в лес сходи! — напомнил дед Серафим, растворяясь следом.
Последними исчезли отец с дядей, и я только сейчас задумался. То, что я вижу прадедов и дедов — это нормально, они давно погибли, но дядя с отцом…
Они же на момент моего попадания в воронку были ещё живы.
— Не думай об этом, — раздался тихий хор голосов на самой периферии восприятия.
— А ещё сердце рода! — неожиданно вспомнил я. — Что это?
— Это…
Но сколько я не прислушивался, сколько не напрягал слух, в ушах звенела оглушительная тишина.
— Поздравляю, Миша, — пробормотал я, открывая глаза и упираясь взглядом в нависающую надо мной крышку капсулы. — Ты балбес.
Хотя почему это? С родом познакомился — уже хорошо. Ну а то, что забыл спросить про Сердце рода, так тут ничего удивительного. Навалилось со всех сторон.
И Рив, и Толстой со своими проблемами, и жизни прадедов. Неудивительно, что позабыл. Ну да ничего, у меня в запасе есть разговор с перевертышами…
Тут мой желудок недовольно заворчал, и я долбанул ногой по крышке люка. Тело уже недвусмысленно намекало, что пора бы и поесть.
Аккуратно выбравшись из капсулы, я переждал неожиданный приступ слабости и пополз вниз по лестнице.
Теперь, еле держась за стальные поручни, я уже не считал идею разместиться на верхнем ярусе такой уж удачной.
Хуже того, чем ниже я спускался, тем сильнее меня тревожило моё тело.
Общая слабость, дрожь в руках и какой-то непонятный отек в горле… Но хуже всего был поселившийся в голове комок боли.
Стоило мне дернуть головой, как он взрывался ослепительной вспышкой, отдавая в глаза и в правое ухо.
А когда я, находясь где-то на третьем или четвертом ярусе, чихнул, так и вовсе чуть было не улетел вниз.
Голова мотнулась вперёд, расплескав переполняющую её боль, и я чудом удержался на лестнице.
— Ууууу, — я практически вслепую спустился до пола и привалился к стене.
Ненавижу такое состояние.
Понимаю внешняя рана — есть противник с мечом и твоя невнимательность или неумение. Здесь всё честно и справедливо. Но головная боль…
Хочется вскрыть себе черепушку и вырвать оттуда эту ксурову боль!
Продышавшись, я отлип от стенки и, стараясь не делать резких движений, огляделся по сторонам.
Судя по свету потолочных ламп, сейчас был обед или около того.
Обед!
В животе заурчало так громко, что меня аж согнуло пополам. Казалось, ещё чуть-чуть, и мой желудок начнет переваривать сам себя.
С трудом выпрямившись, я постарался принять невозмутимый вид, и поплёлся в сторону столовой.
Добравшись до столовой, я уставился на закрытые двери. Интересно, она ещё не открылась или уже закрылась?
— Опоздал братец, — подсказал проходящий мимо зэк с метлой в руках. — Ты бы это, шёл свое задание выполнять, а то полицаи последние дни рвут и мечут.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил я мужика и направился в сторону аккуратных белых заборчиков.
Поработать всегда успеется, но для начала мне нужно пообщаться с Манулом.
К счастью, полицаев мне не встретилось, а те заключенные, которые попадались на пути имели деловой вид и куда-то спешили.
Я такому повороту был только рад.
Не дай Бог, кто-нибудь прицепится и позовёт в Круг. А я сейчас не то, что драться, чихнуть спокойно не могу. От любого напряжения голова взрывается болью.
Добравшись до забора Манула, я некоторое время думал, как поступить дальше — перешагнуть и постучаться в дверь или всё же дождаться его появления.
По идее, я мог перешагнуть тридцатисантиметровый заборчик и даже зайти к манулу в дом — он сам гарантировал мне безопасность.
Но вспомнив отношение перевертышей к своей территории, решил подстраховаться.
— Тук-тук-тук! — я повысил голос и тут же поморщился от всколыхнувшейся головной боли.
Дверь тут же распахнулась, будто перевертыш ждал меня за ней, и коротышка расплылся в довольной улыбке.
— Михаил! Я уж думал ты не придешь!
— В гости пустишь? — уточнил я, стараясь унять головную боль.
— Проходи, малыш, — Манул добродушно повел рукой. — Я же тебе ещё в прошлый раз сказал, что ты можешь гостить у меня бессрочно.
— Благодарю, — я аккуратно перешагнул заборчик и направился к бараку. — Манул, а есть что-нибудь от головной боли и поесть?
— Знаешь, малыш, — коротышка смерил меня взглядом своих жёлтых глаз и посторонился, давая проход. — С любого другого я бы взял золотом по весу еды, а за порошок спросил бы услугу.
— Но? — подыграл я, заходя в берлогу Манула.
— Но для тебя все сделаю так, в благодарность за кресло.
— Спасибо, — я вежливо поблагодарил перевёртыша. — Куда можно присесть?
Изнутри барак выглядел как что-то среднее между охотничьей сторожкой и додзё. Камин, брошенный в углу соломенный тюфяк, крепкий дубовый стол с лавкой и… макивары.
Разной высоты и объема, имитирующие людей, големов и ещё каких-то чудовищ.
Складывалось ощущение, что в одной половине помещения Манул живет, а на другой постоянно тренируется.
Почему постоянно?
Да потому что запах только что раскромсанной сосновой доски невозможно спутать с чем-то другим.
А около камина стояло оно — добытое Лешим кресло.
— Вежливый, — довольно улыбнулся Манул. — Садись куда хочешь, можешь даже в кресло-качалку.
И уставился на меня взглядом своих хитрющих жёлтых глаз.
— Спасибо, — ещё раз поблагодарил я перевертыша и сел за стол.
Очень хотелось есть и съесть какую-нибудь таблетку от головы. А ещё хотелось поторопить Манула, но я сдержался.
Перевертыш — опасный противник, и в ближайшее время мне бы не хотелось терять его расположение.
— Выдержанный, — хмыкнул тем временем Манул и на столе словно по волшебству появился котелок с кашей, краюха хлеба и кусок сыра.
Причем от каши пахло высококачественными специями, один-в-один, как те, которыми в последнее время кормили в гимназии.
