Однако не было ни обычного дыма, ни шума, как когда он использовал своё мгновенное заклятье по ускользанию от направленных в него таких же убийственных очередей бессловесных заклинаний, превращая себя в туман. И даже задействованный недавно Альфредом мгновенный приём переноса себя на место любого из стоящих рядом представителей атакующей стороны почему-то так и не стал сейчас для молодого колдуна той спасительной соломинкой, которая могла уберечь его от внезапной смерти.
Вместо этого абсолютно всем здравомыслящим министрам и военным, находившимся в тот момент рядом с Альфредом в зале собраний, независимо от того, сколько скептицизма к этим годам успело накопить их вполне зрелое и оформившееся сознание, пришлось стать свидетелями настолько невозможной картины, что удивлению их буквально не было придела. А у многих даже слегка поехала крыша, и немудрено, ведь тело молодого колдуна уже не было похоже на человеческое из-за пробивавшегося из него во все стороны странного света. Непонятным образом этот свет лучился сквозь кожу и волосы, глаза и рот, ногти и ноздри их пленника, придавая тому черты какого-то не вполне земного, а скорее полубожественного создания… если бы не сопровождавший всё это звук. Или, точнее, чертовски громко резонирующий грохот.
В противоположность свету, он представлял собой ужасающее явление, прорывавшееся из самых глубоких, самых кромешных и злых чертогов дьявольской преисподней. Которая грозила вот-вот поглотить не только голое и чумазое тело Альфреда, всё больше разрушаемое на части из-за мелких светящихся трещин, но и унести за собой значительную часть зала. А может быть, и всего королевского дворца, придворцовой площади, города, страны, континента, планеты, космоса и всей лежащей за его пределами единой божественной сути бытия — стоило только этому чудовищному звуку продлиться хоть на секунду дольше… Поскольку именно таким бесконтрольно-пугающим становилось напряжение, которое вызывал этот адский грохот, порождая в головах чиновников совершенно лютые безумства и призывы к панике. Пока и сам исторгаемый телом Альфреда свет не стал вскоре кроваво-красным, словно бы его источник просто взял и скинул с себя все маски, превратившись в настоящее исчадье ада. Каким изначально, бесспорно, и являлся.
— А тепер-р-рь?.. Тепер-рь тебе наша магия… всё ещ-щё каж-жется отсталой? А, господин де Ля Мустон-н?! — уже почти не говорил, а исключительно рычал и плевался Альфред, попутно зловеще мерцая и исчезая от всё больше заполняющих окружающее пространство лучей извергаемого света. Точно сам апостол тьмы спустился на землю в этот проклятый миг, дабы наказать всех непокорных за их грехи, независимо от того, верили они в него или нет. — Вы — ж-жалкие тр-русы, котор-рые столько лет боятся ср-ражаться с нами в откр-рытую… Так знай же, чер-рвяк, что для любого человека, *р-р**хр-хр*… только одно дос-стижение является настоящим прогр-рессом*р-р*… То, что зар-работал он сам. Удар-рив палец о палец. А не то, *хр-р*, которое пр-ринесла ему ваша п-поганая лживая магия! Или ваши поганые несур-разные законы! О, как же я ждал, *р-р*,… пока какой-н-нибудь богатый и властный жир-рдяй не начнёт качать здесь свои пр-рава пр-редо мной, *р-р*!.. Как же я ж-ждал, когда смогу доказать с-свою силу на деле-е!!!
Запомни эти гр-рёбаные секунды твоей ж-жалкой жизни, министр-р. Потому что сегодня, *р-р*… самый обычн-ный человек «из гр-рязи» п-р-рорвал все ваши совер-ршенные посты охраны. Расхр-реначил все ваши совер-ршенные каноны и пр-равила. И пер-режил несколько смер-ртельных попаданий вашей псевдомагии в голову. Но не р-ради того, чтобы просто укокошить тебя на месте, *р-р*.… А только р-ради того, чтобы… чт-о-б-б-ы-ы… Акх-х-х-ррр!..
Тут уже сам Альфред больше не смог выдерживать колыхавшегося в нём вселенского напряжения, мгновенно почувствовав, что просто обязан выпустить его здесь и сейчас наружу, исполнив наконец своё фееричное заклинание. Но когда его рот вновь открылся, то вместо столь ожидаемых слов оттуда вырвалось лишь шипение и последовавшие за ним утробные хрипы.
А потом вдруг раздался чей-то рычащий голос, звучавший настолько более мощно, уверенно и смутно знакомо, что сперва молодому колдуну почудилось, будто бы это говорит сам его первый учитель.
— Деверак Сагрон-н-н!.. — тряхнуло по всему залу противодействующей волной чистой силы, грянувшей, как глухой весенний гром.
И на первых порах Альфред почувствовал неудержимое желание найти глазами её загадочный источник, но практически тут же его разум начал незаметно тонуть в захлестнувших молодого колдуна неожиданных воспоминаниях детства и отрочества, будто бы кто-то насильно заставлял его сейчас вновь пересматривать их. Да ещё и с презрительной немой усмешкой, витавшей где-то в самом уголке обезоруженного сознания Альфреда, отчего тот просто не смог больше ничего сделать.
— Ну? И что ты пытался сотворить? — презрительно, однако куда более серьёзно, чем обычно это произносил сам Джаргул, продолжил звучать загадочный голос эфемерного гостя, сфокусированный во всех точках окружавшего молодого колдуна пространства — и в то же время нигде, кроме как внутри его головы.
— Я… *гхр!..* Твою мать, кто ты такой?! И как вообще появился здесь? — стал быстро озираться по сторонам Альфред, замечая, что теперь, наоборот, весь мир вокруг него застыл в абсолютной неподвижности. А единственными, кто всё ещё продолжал двигаться, оставались только он сам и ещё одна странноватая фигура из числа собравшихся вокруг него правительственных министров. К слову сказать, эта фигура с самого начала показалась ему ничуть не похожей на остальных, однако сей явный факт почему-то настолько мастерски ускользал всё это время от общего взгляда присутствующих, что даже сам Альфред до сих пор не обращал на неё особого внимания. Пока незнакомец в какой-то момент не решил встать со стула.
— Посмотри на себя, ничтожество-о, — протянул вместо ответа выступивший немного вперёд по-настоящему царственной походкой, но почти полностью замаскированный под древней матерчатой накидкой с капюшоном загадочный собеседник.
Его колдовские силы не оставляли ни малейшего сомнения в том, что это был ещё один, такой же, как Альфред, чёрный колдун, которого, правда, чёрт знает какой дорогой занесло в королевский дворец Сентуса практически в то же самое время, что и начавшего воплощать здесь свои грандиозные планы в жизнь молодого бунтаря. И уже одно только это говорило не в пользу их случайной встречи на редко когда пересекавшихся, но присущих любому чёрному колдуну собственных маршрутах и путях исследования мира в попытках найти ключи к продвижению личных целей среди потока бесконечных грёз, порождаемых прочими слабовольными созданиями.
И всё же, уловив в его словах нечто большее, чем просто упрёк, Альфред решил позволить себе осторожно перевести взгляд на руки, как этот человек и хотел, чтобы мельком осмотреть их… отчего тут же возликовал и ужаснулся одновременно! Поскольку теперь уже не видел перед собой ничего похожего на пальцы или ладони — а только лишь светящуюся ярость и сверкающую боль, зажатые, точно в тисках, чьей-то ещё более сильной волей, чем порождаемая в тот момент им самим. И по какой-то причине эта чужая воля изо всех сил сдерживала Альфредово стремление достичь апогея мощи и возможности перешагнуть ещё один порог, отделяющий смертных от богов.
