— …Его время пришло. Ты не имел права спасать его из того поединка с астаритом. И не можешь так просто взять и поменять условия нашего с ним соглашения, Хранитель, — продолжал бормотать задорного вида низкорослый человечек с большими глазами и странной формы заострёнными ушами, которые выглядывали из-под вычищенного до блеска шлема с кожаной окантовкой. Края этой окантовки были обрамлены затейливым тиснёным узором, а из двух продольных цилиндриков, приделанных к шлему по бокам, маленькие ручки этого существа соорудили некое подобие основы для целого ряда полукруглых спиц, закрепленных между ними, чтобы служить «насестом» для ещё большего количества всяких блестящих штучек, монет и даже более мелких предметов, таких как крючки, поскребки и кольца. Каждый раз, когда человечек двигал своей головой, переминаясь на месте, они мелодично потренькивали, но потом снова замирали, словно бы их хозяин нарочно заставлял эти вещицы звучать только в паузах между своими словами.
В ответ же на само присутствие такого необычного гостя, который находился в отмеченном стоячими камнями центре заповедной поляны, еле доносившиеся сквозь листву ближайших крон порывы тёплого ветра, каким-то чудом пробивавшиеся сюда со всего леса, казалось, сами собой складывались в только ему понятные фразы гномьего языка, давно забытого для любого обитателя поверхности и почти утерянного даже для самих гномов… но не для того, кто когда-то жил рядом с ними под одним солнцем и небом, многие сотни лет назад.
— Сам ты должен понимать, — роптал на человечка ветер, и листва вторила ему, — что нет больше эльфов на этом свете… — А небо заканчивало за них обоих: — Потому я и спас его… ведь он единственный, кому по силам…
— Да знаю я, знаю, Постоянство тебя закляни, знаю! — продолжал тем временем раззадориваться гном, который, казалось, нисколько не обижался на своего незримого собеседника, поскольку обижаться, по сути, ему было и не на кого. Поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, его необыкновенно большие, выпученные глаза ловили вокруг лишь тени и шорохи, создаваемые лесом, и если бы за этой картиной сейчас наблюдал хоть кто-то ещё, то ему бы наверняка показалось, что маленький человечек просто разговаривает сам с собой, однако это было далеко не так.
— Тогда зачем ты пришёл за ним… так далеко в мои владения? — ворошил лесную подстилку ветер, тихо перекликаясь с колосящимися травами, пригибавшимися за ним волной стройного эха. — Зачем?.. Зачем?.. Зачем?..
— Ты должен был почувствовать зачем, — требовательно лопотал гном. — На существование самого этого человека мне наплевать. Для нас, изгнанного народа, оно так же связано с его людским семейством, как и прочие сущности старого мира, в котором теперь правит только их магия. Но его выкованный из небесной стали инструмент… это произведение искусства! Я понимаю, что его нынешний владелец неразрывно связан с этим предметом единой цепью поколений. И хотя мне всё-таки удалось вплести в неё и своё звено тоже, когда его отец продал мне его… Но я не могу просто так забрать этот предмет. По крайней мере до тех пор пока ты поддерживаешь в этом человеке жизнь своим животворным дыханием. Пойми, у нас с ним было заключено общее соглашение! И основано оно было на оставшемся времени его существования в этом мире. На Постоянстве устройства этого мира, Хранитель! А это уже, как ты знаешь, гномья прерогатива…
— Ваше соглашение… не стоит всего того, что грозит… дикой природе этого мира… опустошаемой под гнётом людей… если я не найду себе достойного преемника… который уберёг бы то, что вскоре останется от леса… когда меня не станет… — журчал у ног маленького человечка голосистый ручеёк, уносясь прочь и отдаваясь в огромных камнях, выставленных вокруг гнома вертикальными колоннами священного для когда-то живших здесь последних эльфийских народов календаря летнего и зимнего небесного полукруга.
— Всё равно это не аргумент, и ты не вправе был вмешиваться! — всё так же упрямо стоял на своём маленький человечек, который, казалось, вообще не обращал особого внимания на то, КАКИМ образом общалась с ним окружившая его неведомая сила, равно как и на приводимые ей аргументы. Хотя всё же в его собственных манерах читалось некое уважение, поскольку за всё то время, что они разговаривали, он ни разу не позволил себе схитрить или вести себя слишком высокопарно — а ведь именно так он обычно и вёл себя на дорогах, до последнего торгуясь там со всяким прохожим людом, лишь бы очистить их карманы от оставшихся медяков.
— Коротка жизнь людей-й… — заунывно тянули листья ближайшего ясеня, раскинувшего у самого края восточной части поляны свои гигантские ветви чуть ли не до неба. — Но это не их вина… А их удел… Ниспосланный циклом бытия… Как цена за их возможности… — продолжила его томную речь сама земля, и в ту же секунду её тёмные недра слегка задрожали и раздвинулись, образовав прямо под тем местом, где стоял гном, небольшой холмик. Этот холмик тут же заставил маленького человечка споткнуться, когда он прямо-таки почувствовал сквозь тонкие подошвы своих аккуратно сшитых полусапог, что мягкая лесная подстилка под ними вдруг стала превращаться во что-то твёрдое и гладкое. Взглянув себе под ноги ещё раз, озадаченный гном неожиданно наткнулся глазами на оголённые кости, белевшие из-под земли своими гладкими мерзкими черепками, отчего сразу же и повалился назад от ужаса, поскольку быстро узнал, кому они принадлежали.
— Для каждой букашки… время течёт по разному…И тем не менее смерть — это ваш общий рок, — заключили над его головой проплывавшие у самого солнца невообразимо высокие облака, словно то были невидимые вершители суда над всем, что творилось у них на глазах за последние миллионы лет, однако для гнома этот голос доносил лишь очевидные вещи, и потому он тотчас же быстренько поднялся с ног и отряхнулся.
— Ты же знаешь, что мы не люди, — снова зазвучал его торопливый голос. — Ещё до того, как первый из их рода ступил на поверхность этих некогда благословенных земель мы уже иначе относились и к жизни, и к смерти. Хотя, конечно, я всё же не могу не признать твою правоту, Хранитель: ведь, в отличие от тебя, мы все — и вправду смертные. А некоторые из наземных существ — смертные окончательно, так сказать. Как, например, те животные, что уже никогда не доберутся до хранимых тобой заповедных чащоб в глубине этого леса. И как те бедные эльфы, которым принадлежали когда-то эти кости… В общем, вот почему ты сам должен понимать, что твоё вмешательство — противоестественно. А Постоянство вечно. Дай ему умереть, Хранитель. Дай ему умереть.
— Его у-ме-ни-е… — прошуршали вдруг несколько пар лап огромных волков, пронёсшихся где-то невдалеке от поляны. — …Полученное от искры… самого первого его предка… — продолжили за них птицы, чирикавшие на ветвях неподалёку и носившиеся быстрыми стайками между ними, — сумевшего изготовить такое…Оно же тоже вечно… разве нет?.. — И, словно набиравший силы круговорот фраз, подобные звуки стали всё больше и больше окружать маленького человечка, стоявшего посреди поляны, прорываясь уже отовсюду: — Раздуваемая с каждым поколением… эта специальность… эта искусность… в обращении с-одним-и-тем же инструментом… принадлежащая не зверю, но-созданная-лишь по воле человека… пережила их всех… И в конце-концов-явила на свет того, кто одним-своим усердием одним-своим старанием… и ничем более… пробил стены их прежних-родовых-возможностей-проломил врата забвения-и преодолел отпущенный ему земной удел-заслужив-тем-самым право… выжить… став кем-то иным-если на то будет его воля…
