Такая деталь стоила Ваду целых трёх обычных его зарплат и до сих пор отнимала у него немало денег за каждое своё использование, что, конечно, само по себе ничем не выделяло его в глазах всемирной магической индустрии, связанной с этим бизнесом. Но для потрёпанного библиотекаря данное обстоятельство было и не важно, поскольку, целиком утвердившись в своих исключительных способностях и благом намерении раскрыть людям глаза, он находил для себя в подобных занятиях удивительную правильность и спокойствие, придававшие его жизни хоть какой-то смысл. Пусть даже и без всеобщего внимания со стороны обычно более приземлённой толпы.
И, к сожалению, именно по причине этих отвлекающих занятий его однообразные поездки на работу почти всегда стоили Ваду куда бо́льших усилий, чем всем остальным его коллегам и знакомым по трудовым будням. А также просто друзьям, немногочисленным родственникам — да и, пожалуй, вообще каждому мало-мальски зарабатывающему себе на хлеб жителю Варгоса, равно как и всех остальных городов королевства. Поскольку, по представлениям Вада, эти люди уже давным-давно научились заставлять свои мозги не думать и отключаться перед строгим трудовым уставом рабочих мест: всегда являться на порог в положенное время или даже приходить чуть раньше. Чтобы успеть переодеться и тем самым, быть может, где-то немного польстить своему требовательному начальству, дабы получить от него похвалу — в сущности, ничего не значащую.
Подобное положение дел, конечно же, ещё с самого отрочества вызывало в высокорослом мужчине исключительно ожесточённые и противоречивые эмоции, заставляющие его задумываться о многих вещах. Начиная хотя бы с уроков по натуроведению, изучаемых им ещё на начальных курсах их старинной школы магии, когда он впервые узнал огромное количество фактов, касающихся дикой природы (несмотря на то, что ему очень редко удавалось проверить их самому). В частности Вад до сих пор помнил одно утверждение профессора о том, что, чем сложнее устроена живая особь — тем неоднозначнее и сложнее и её биологическое поведение. А ещё он нередко проводил вечера в библиотеке школы, зачитываясь целыми трактатами из истории становления акретической философии, где понятие о личностной свободе человека преподносилось как основной импульс в становлении его прогресса. Однако применить эти знания в реальности Вадикусу, увы, и по сей день не удавалось. Поскольку он, по сути, являлся лишь тем, кем был: невзрачным, прошедшим уже черту своих лучших лет, слегка небритым работником нижайшей ступени социальной иерархии современного общества, без жены и детей. И, что самое главное — совершенно без денег.
И всё же высокорослый библиотекарь замечал, что клокочущий в его душе и теле ещё с малолетства дух авантюризма пока не окончательно угас посреди своих вымышленных чертогов. Хотя и прилично изменился с того беззаботного времени, изрядно прогнувшись под напором обстоятельств, связанных в основном с его неудачами в личной и общественной жизни, которые сейчас воспринимались им уже скорее как индивидуальные достижения. Ведь потрёпанному годами Вадикусу до сих пор дико не хотелось думать о том, что же ждёт его дальше, когда ему наконец стукнет сорок или пятьдесят и он окончательно превратится в выцветшую копию своего старика отца, работавшего бухгалтером. Или своей говорливой матери, постоянно недовольной любым решением сына, которое он избирал в жизни. Не говоря уже о своих собственных, глубоко тайных, до сих пор не сбывшихся надеждах и мечтах примкнуть к какому-нибудь сильному политическому лагерю и вместе с ними в корне переделать эту загнивающую вслед за Западом страну. Или, на крайний случай, просто взять и отправиться в долгое и увлекательное путешествие, о котором он всегда мечтал, но на которое у него, опять же, до сих пор не хватало ни денег, ни времени. Поскольку большая часть того и другого практически год за годом продолжала оседать на дне этого бытового болота, которое кто-то когда-то давно по грубой ошибке или просто, чтобы посмеяться над миром, издевательски назвал «нормальной жизнью».
— Мистер Предикнот, — снова услышал он в этот только что начавшийся, но уже успевший изрядно омрачить его обычно и без того не очень весёлое настроение осенний день.
Вад сразу же узнал противный голос своей экстра-ультима по библиотеке, госпожи Вэкрис. Она необыкновенным образом всегда замечала, когда её самый проблемный работник опять являлся за стойку не в 9:00, а на целых две или даже — боги упаси! — три минуты позже.
— Да… миссис промагус, — со слегка упавшей к концу фразы интонацией тотчас же ответил высокорослый библиотекарь, изменив обеспокоенное выражение лица на более нейтральное. И покорно повернулся, не дойдя до отведённого ему рабочего места всего каких-то десяти метров.
— Не делайте вид, что меня здесь нет, когда проходите мимо. Поскольку все ваши промахи всегда учитываются. И если не мной лично, то во всяком случае через наш магический «глаз» при входе в библиотеку, — хрипло проворчала в его сторону надменная и властная старуха. После чего, перехватив поудобнее пачку документов, всё так же выразительно зацокала каблуками по дощатым перекрытиям пола дальше, деловито бросив напоследок: — И здороваться нужно со всеми, мистер Предикнот. А не только со своими коллегами по работе. К тому же я бы на вашем месте уже давно обратила внимание на то, что за ваши постоянные недочёты у вас вскоре, возможно, будет сниматься не только премия, но и окончательно иссякнут любые лимиты нашего комитетского терпения. Вам ясно? Работайте.
— Да, ясно, госпожа, — тихонько протянул сконфуженный Вад и вскоре, как обычно, принялся корить себя за то, что не ответил этому изрядно пытающемуся не выглядеть на свои настоящие года сухому гремлину что-нибудь более достойное или колкое.
Бестактно толкая и чуть ли не расшвыривая всех попадавшихся ему на пути прохожих, Альфред уже в довольно привычной для себя манере продолжал своё победоносное шествие по очередному сентусскомоу городу, не переставая тащить за собой порядком посмирневшую после случая в магоплане Лагнес. Направляясь, наверное, в только одному ему известное место, молодой колдун не особо долго петлял в лабиринте здешних оживлённых северных улиц, оказавшихся намного более уютными, по сравнению с Миренкианом.
Однако его пленницу, как и прежде, куда сильнее привлекал сейчас сам процесс их пока ещё спокойного и более-менее тихого путешествия, в течение которого она могла и подышать свежим воздухом, и неспешно отобедать пусть и холодной, но вполне себе вкусной едой. Любезно предоставленной ей во время полёта самим чёрным колдуном, припрятавшим обе их нетронутые порции (когда по салону разносили обед) в свою совершенно уродливую по современным меркам дорожную котомку.
А ещё Лагнес могла даже ненадолго покинуть своего жуткого похитителя, когда он то и дело останавливался в пределах местных увеселительных заведений, чтобы как следует осмотреться и немного расслабиться. Однако затем он каким-то чудом всё равно находил несчастную девушку, выскакивая то тут, то там из-за угла, и Лагнес вновь теряла свой драгоценный шанс отыскать в этой толпе хотя бы одного неравнодушного гражданина, который отвёл бы её в местное отделение регулярной стражи. Хотя её лишённое голоса горло и без того не слишком этому способствовало, да к тому же девушке не хотелось рисковать ещё чьей-то жизнью только лишь ради сомнительной возможности побега.
