Но каково же было удивление обоих сослуживцев, когда странный предмет, удерживаемый стариком, отреагировал и на эти их выстрелы, заставив заклинания исчезнуть практически с той же быстротой, с какой они были выпущены. Кроме того, в этот раз охранники ясно заметили, что каждый из снарядов будто бы сам собой отразился от плеча и живота Гортера на подлёте, точно корпус их цели всё это время защищала чья-то невидимая рука.
— В чём дело?! Стреляйте, как учили! — раздался за спинами мужчин командный голос. Однако матёрый охотник не стал ждать, пока противники очухаются, и быстро вытянул из лежавшего перед ним на стеллаже колчана стрелу.
— В сторону, или вам обоим не жить, — на этот раз спокойно и куда более уверенно, словно выполняя привычную работу, объявил он охранникам.
Но тут за плечами работников тюрьмы наконец-то возникло лицо того самого стражника, который раздавал им приказы. Держа палочку наготове (хотя и не вполне готовый к тому, что его сослуживцы так и не смогли попасть в Гортера), он направил её в бывшего следопыта. А тот, недолго думая, в очередной раз воспользовался ситуацией в своих целях — и запустил в простофилю стрелу, которая метко пронзила стражнику левое ухо.
Горе-командир рефлекторно дернулся, схватившись за образовавшуюся рану, и принялся крутиться на месте, завывая, как ужаленная пчелой дворняга, расталкивая плечами товарищей. Отчего те на какой-то миг забыли о своей боевой задаче.
А их противник уже был тут как тут вместе с очередной партией сюрпризов. Одним движением он разом оттолкнул застрявших в проходе парней, свалив на них какой-то металлический каркас, который, по всей вероятности, служил для того, чтобы генерировать постоянный магический щит внутри себя. Удар оказался настолько сильным, что все трое вылетели наружу.
После исполнения этого последнего манёвра бывший следопыт с секунду полюбовался опрокинутыми на землю противниками, после чего захлопнул дверь прямо у них перед носом.
К счастью, впопыхах отысканный им до этого доспех уже был накинут на тело — и сейчас бывшему следопыту оставалось лишь забрать с полок последние важные предметы из содержимого своего рюкзака, попутно забаррикадировав вход одним из ближайших стеллажей. После этого, наскоро обувшись в свои потёртые сапоги из шкуры северного волка, найденные в куче другой обуви, Гортер наконец был готов к дальнейшим действиям.
А между тем дверь уже начала поддаваться чьим-то новым настойчивым попыткам её открыть.
— Перестаньте удерживать дверь и выходите! Послушайте, от имени короны я клянусь, что этот инцидент не войдёт в ваше личное дело, если вы первым сдадитесь нам! — неустанно балаболил с другой стороны один из его преследователей.
Но старому лесному отшельнику, как и всегда, было наплевать на подобные замечания, поскольку он никогда и в грош не ставил людские порядки. Несмотря на то, что в последнее время они, похоже, уже стали для более молодого поколения городских жителей чем-то настолько естественным, что практически заменяли им разум от рождения, абсолютно не оставляя места ни для какой альтернативы. А между тем за пределами их удушающих городов всё ещё существовало немало просторов и животворных краёв, раскинувшихся куда шире, чем те жалкие несколько сот гектаров закованной в камень мёртвой площади, на которой местная молодёжь по большей части и проводила теперь всю свою жизнь. Обращаясь к природе только тогда, когда возникала необходимость в очередной порции ресурсов или новом месте под складирование мусора.
— Откройте, мистер, иначе вам несдобровать! Это последнее предупреждение! А ну, раз, два… Навались!!! — прокричал в конце концов упёртый и до крайности самоуверенный голос кого-то из пыхтевших снаружи начальников.
Обрушившийся вслед за этим на дверь финальный удар почти напрочь сшиб с места тяжёлый металлический стеллаж, и через открывшуюся щель внутрь ввалились оба давешних работника тюрьмы. А вслед за ними пролезли и остальные блюстители закона, в том числе один из членов специального отряда столичных гвардейцев — тех самых, что поймали Гортера три дня назад.
Правда, то, что предстало перед ними далее, лишило абсолютно каждого из молодых наследников прогресса и науки не только бушевавшего в них запала, но и всякой возможности выражать свою волю словами или магией. Помещение вдруг накрыла внезапно воцарившаяся неестественная тишина…
Раскинув посреди стеллажей широкие ветви, упирающиеся в невысокий потолок, и врастая корнями в дощатый пол, стояло теперь здесь перед ними, словно невесть откуда взявшаяся живая колонна, одинокое дерево. По какому-то невообразимому стечению обстоятельств или даже чудной вселенской шутке занимало оно собой чуть ли не всё пространство вместо исчезнувшего куда-то арестанта. И в том, что дерево настоящее, не возникало никаких сомнений. Поскольку каждый из присутствующих мог явственно ощущать его физическую природу, отметавшую прочь всякие магические иллюзии, стоило лишь одному листику коснуться чьего-нибудь лица или руки. Не говоря уже о натуральном запахе и зеленеющих на полу возле его корней колосков обычного полевого пырея.
Позже, исключительно страстно, но довольно бессвязно докладывая об этом случае (сначала все вместе — городскому начальству, а затем каждый по отдельности — врачевателю в палате психомагических отклонений), свидетели данных событий пытались, скорее, осмыслить их для себя сами, чем поделиться с кем-то другим своими умозаключениями. Впрочем, их общие показания, безусловно, являлись подлинными, так как сходились в наиболее важных деталях без единой ошибки. Да и само дерево потом никуда не делось: как только не пытались его скоблить, исследовать и проверять самые разнообразные магусы-учёные, побывавшие на месте исчезновения арестанта. Такой будоражащий воображение факт сам по себе не мог не привлечь внимания общественности — и уж тем более ещё долго оставался у всех на слуху. Поэтому данный феномен очень скоро был объявлен «групповой галлюцинацией» для вещальщиков и прессы и «недопустимой халатностью, связанной с пренебрежительным отношением к уходу за тюремными помещениями» для протоколов каждого из внутрисудебных разбирательств, незамедлительно последовавших позднее.
Однако ещё до того, как сия история начала набирать свой ход и закручиваться в мало кем до конца понимаемый водоворот событий (который через какое-то время граждане королевства окрестили «Варгосским синдромом»), в тот самый миг, когда небывалое дерево явилось пред взором первых очевидцев — на одной из заросших и тёмных полян окрестных лесов холодный свет многовековой мудрости мира обозначил в траве силуэт убелённого сединами длинноволосого странника. Облаченный почти полностью в своё прежнее снаряжение, он сжимал в руке свой неизменный лук, в то время как колчан и рюкзак с выглядывавшими из него разнообразными походными вещами просто валялись рядом.
Очнувшись посреди неизвестной чащи, бородатый отшельник только через какое-то время смог определить по солнцу, траве и форме деревьев, что он, скорее всего, всё ещё пребывает на севере Сентуса, в пределах нескольких часов пути на юг или юго-восток от ближайших городских окраин и находившегося там первого лесного просвета. Да и пролетавшие иногда в небе птицы указали ему в каком направлении лежат здешние массовые вырубки, поскольку там всегда было чем поживиться для них, и многие пернатые, обитавшие на окраине, отныне любили наведываться именно туда.
