«Хочешь выглядеть не как все? Используй палочки с абсолютно новым ускорителем от „Фелимс“!» — прочитал Альфред на одном из них, стоя внизу, у самого края гудящего потока постоянно прорывавшихся вперёд однотипных самоходок. Все они все как один тарахтели у него под носом своими искусственными пародиями на магию, установленными под их металлическими капотами, то сильней, то тише, в зависимости от приближения или удаления, осуществляемого под строгим взором дорожных постовых.
И конечно же, такая мерзостная, до основания лживая и лицемерная атмосфера просто не могла не всколыхнуть его мятежную душу, которая вдруг словно сама собой неожиданно вывернулась от отвращения наизнанку. А в следующий миг на лице у молодого колдуна просияла исключительно широкая и злорадная улыбка. Она одновременно выражала и крайнюю степень отвращения, и невозможно сильный позыв продемонстрировать здешним ублюдочным прожигателям жизни чем на самом деле должны отличаться реальные человеческие идеалы и навязанные.
— Эй, ты, очкарик, — обратился молодой колдун в сторону своего интеллигентного приятеля, который стоял рядом, но, похоже, совершенно не находил в этой картине ничего особенного. — Как вы обычно переходите на другую сторону дороги в таких местах?
— М-м?.. — буднично протянул Вад.
Но больше не смог выдавить ни слова, поскольку рядом с ним стоял уже не их прежний попутчик, а вновь тот жутковатого вида тип, лицо которого так пугало высокорослого библиотекаря в самом начале. Особенно перед тем, как руки этого жуткого существа начинали творить эту неведомую и исключительно разрушительную магию, которой сам Вад, несмотря ни на что, каждый раз так восхищался.
Всё же он пару раз сглотнул и наконец заговорил:
— Эм-м, *гхы-км!*….. Ну, тут есть подземные переходы рядом. Они служат для пересечения широких улиц, на которых нельзя установить пешеходный переход…
— Хэ-э-э? — только и выдохнул на это Альфред, моментально вздёрнув одну руку вертикально вверх, не отводя при этом своего испытующего, почти безумного взгляда от лица Вада. После чего так же быстро, но уже с заметным напряжением в суставах размашисто рубанул ею обратно вниз, зашевелив каждым пальцем ладони в разные стороны под совершенно невозможными углами.
И тут абсолютно все оказавшиеся рядом самоходки в одну секунду замерли, словно врезавшись с обеих сторон в возникшую поперёк дороги невидимую стену. Да так и застряли в ней, разъехавшись затем по обе стороны от этой незримой границы, как почтенные слуги, уступающие дорогу своему всесильному императору.
— Вот до какой степени, оказывается, теперь у вас вся жизнь организована… Ровные дорожки, ровная, ясная полоса в жизни. Которая только иногда прерывается такими же ровными, как у всех остальных, неудачами и несчастьями. А своя дорога, своя «свобода» вам теперь ещё и навязывается, как будто она настоящая… — продолжал тем временем громогласно рычать совершенно изменившимся голосом чёрный колдун.
Сейчас сила и резонанс его слов не шли ни в какое сравнение со звуками обычной городской жизни и мигом разносились по округе, пронзая буквально каждый встречный объект на расстоянии целых десятков, а то и сотен метров. Это не было похоже на то простенькое заклятьице, которое Альфред применил в Миренкиане, поскольку стены ближайших домов теперь дрожали, а ноги прохожих натурально подкашивались. Ведь содержавшаяся в его словах необузданная и чистая энергия довольно медленно, однако неотвратимо, капля за каплей, подавляла всю суть их заурядного мышления, постепенно заполняя его собой до самого основания. Но Альфреду, как и всегда, было на такие вещи абсолютно наплевать.
Не замечая того, как многие проходящие мимо люди начинали корчиться от боли, и как переступал из стороны в сторону схватившийся за ближайший дорожный указатель Вад, спотыкаясь об упавшую прямо за ним миниатюрную фигурку Лагнес, молодой колдун лишь продолжал строптиво улыбаться. Пока в какой-то момент не распрямил пальцы на вытянутой вперёд руке и не закончил наконец своё мучительное для любого из этих пустоголовых олухов заклятье одним мощным выбросом бурлящей чёрно-зелёной энергии, появившейся и тотчас же соскользнувшей с его предплечья, как комета. Её стремительный полёт сопроводил последний суровый выкрик: «Кэсавара эфр-р-рос!»
В ту же секунду по всему обозримому пространству вокруг заиграли, как показалось вначале, небольшие цветные пузырьки, отражавшие своей поверхностью не только основные цвета радуги, но и миллион других совершенно невообразимых оттенков, названия которых люди пока что не знали. Да и не хотели знать, поскольку все эти цвета так гармонично вписывались в окружавший их мир, что он буквально расцветал от столь всеобъемлющего присутствия, по-настоящему воплощаясь в то, чем он, по сути, и должен был для каждого являться… Если бы, конечно, не те многочисленные комплексы, страхи и заблуждения, преследующие любого здравомыслящего человека от рождения до смерти.
Оглядываясь по сторонам, страдающие и изнывающие от тяжести прохожие, в том числе и Вад с Лагнес, начали вскоре довольно заметно улыбаться, постепенно сменяя охватившее их напряжение на какое-то удивительное умиротворение, перемежавшееся с радостью, игривостью и беспричинным смехом. Почтенные кальстергские господа и дамы снова вставали с колен, диковато озирались по сторонам, словно не решаясь поверить в преобразившуюся реальность. А затем, пошатываясь, начинали ловить разноцветные пузырьки руками, бегая за ними по всем дворам и улицам, вылезая из тесных и неудобных самоходок, открывая окна своих квартир, слишком однотипные и ограничивающие единое пространство мира, высовываясь наружу чуть ли не через форточки. И каждый из них на какое-то мгновение или два чувствовал себя абсолютно свободным, когда такому человеку удавалось поймать очередной разноцветный пузырик, пролетавший мимо.
И, как почти всегда в подобных случаях, посреди всего этого беспорядка продолжал нести свою умопомрачительную магию в мир только один-единственный не сходящий от неё с ума человек, губы которого по-прежнему были растянуты в безудержной усмешке над всем происходящим вокруг. Хотя глаза его уже выдавали заметную усталость, которая потихоньку начинала захватывать тело Альфреда изнутри: ведь он впервые в жизни осмелился применить такое сильное заклятье, воспользовавшись самым безрассудным и в то же время самым главным правилом, отличавшим любого современного магуса от настоящего колдуна: «Если что-то заставляет тебя испытывать реальные чувства — не терпи, а действуй!»
Наконец молодой колдун всё же решился опустить руку вниз, отчего та тут же обвисла как плеть. И, раскрыв рот от тяжкой одышки, Альфред даже приложился на какое-то время спиной к основанию фигурчатого фонарного столба, чтобы не потерять равновесие.
— Чёрт… *хы-хых-х*… Собака!.. *хых-х*… Чёрт… — полушёпотом повторил он пару раз, прежде чем снова выпрямиться и оглядеться по сторонам на устроенную им настоящую колдовскую вакханалию.
Она хоть и вызывала в Альфреде дикий восторг, но всё равно успела отнять у молодого колдуна некоторую часть физических и душевных сил. И из-за этого он не переставал себя корить, поскольку у более опытного представителя их всемогущего колдовского племени подобная деформация части мирового пространства не оказала бы на организм столь радикальных эффектов. И тем не менее смотреть, как выпущенный на эту сторону грани мира кусок первозданного хаоса распространялся теперь по нему, подобно какой-то божественной болезни, доставляло сейчас чёрному колдуну куда больше удовольствия, чем просто слушать рассказы о таких вещах из уст Джаргула или Эргарота. Или ощущать воздействие этого хаоса на себе, когда Альфред становился для обоих высокомерных стариков всего лишь простым подопытным, на котором каждый из них в своё время отрабатывал промежуточные стадии данного заклятья. Но это всегда заставляло молодого колдуна самого стремиться стать его проводником, а не жертвой.
