Да и самого Люка она застала в дверях: он собирался выпить чего-нибудь с Питером. Настроение у него после дня, проведенного на пляже с Айрис, было превосходное — он наконец начал верить, что их ждут впереди долгие, долгие годы втроем.
Айрис разрешила ему донести ее от пляжа на плечах.
Он держал на плечах свою дочь!
Люк, поправляя воротничок, улыбнулся, вспомнив об этом. Как забавно она хваталась солеными ладошками за его щеки и волосы! С улыбкой он открыл дверь Мэдди.
А потом он вгляделся в ее лицо.
— Что случилось? — спросил он, холодея от страха. — Что произошло?
— Всё! — выдохнула она и начала рассказывать, не сводя с него припухших покрасневших глаз. Люк втянул ее в квартиру. Слова Мэдди лились потоком, будто она боялась, что, замолчав, не сможет продолжить.
Он слушал внимательно, не перебивая, о будущем ребенке и о том, как отчаянно она хочет, чтобы этот малыш оказался его («Да, — подумал Люк, — я тоже этого хочу»), о том, как отреагировал на эту новость Гай, и о ее страхе, что аннулирование их брака теперь под угрозой… Когда Мэдди остановилась, не в силах больше произнести ни звука, Люк уцепился за нее, словно утопающий за ветку дерева, скорее инстинктивно, чем осознанно, едва понимая, что делает. Слишком много всего, слишком внезапно! Казалось, он мгновенно переместился куда-то туда, за тридевять земель…
Только когда она начала говорить, как ей жаль, как ей ужасно жаль, в нем что-то щелкнуло и вернуло назад — к ней, к себе самому.
Он не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой.
О чем она должна была сожалеть?
— Я пыталась отвязаться от него перед праздником, — рыдала Мэдди. — Я этого не хотела, клянусь…
— Мэдди, — сказал Люк, обретая наконец дар речи, — думаешь, то, что ты так терзаешься, меня радует? — он смотрел в ее потерянные глаза и качал головой. Его потрясло, что ей такое пришло в голову. — Совсем нет…
А потом он понял — ей пришлось смириться, и это заставляло ее винить себя. В тот момент Люк готов был убить Гая. Гнев темной волной захлестнул его. Гай должен был чувствовать, как неприятна ей эта близость. Должен! Но он все-таки настоял. Добился своего. Как это низко и отвратительно!
— Где он сейчас? — спросил Люк.
— Не знаю, — сказала Мэдди. — Я думала, он может приехать к тебе.
— Хотел бы я, чтобы он оказался здесь! — с угрозой проворчал Люк. Весь месяц он с трудом сдерживал себя, чтобы не сцепиться с Гаем, по десять раз на дню испытывая жгучее желание поехать в эту его больницу и спросить, какого черта этот «старый добрый друг» добивается, прогоняя их через всё это!
«Он нам нужен, — твердила Мэдди. — Он изменит решение».
«Изменит», — то и дело уверяли Люка Питер и Ричард.
Но теперь, теперь…
— Мне так жаль… — пробился сквозь его ярость голос Мэдди.
— Для чего ты повторяешь это? — спросил он, смягчившись.
— Я должна была тебе это сказать.
— Да, — согласился с неоспоримым Люк, — должна.
— А ребенок…
— Будет любим, — без колебаний ответил он, понимая, хотя и не находя подходящих слов, насколько это бесспорно.
— Да? — спросила она, улыбаясь уголком рта — очень нерешительно, но все же улыбаясь впервые после приезда.
— Да, — ответил Люк. Какое-то чувство у него в груди подсказывало, что это сущая правда. Он не испытывал сомнений. Ему не требовалось выбирать. Конечно, он надеялся, что Мэдди носит его ребенка, но по большому счету это не имело значения. Ведь это ее ребенок!
— Но ведь он может быть и от Гая, — сказала Мэдди.
— Я знаю, — произнес Люк, поскольку, даже несмотря на свой неистовый гнев, не мог не испытывать сочувствия к этому человеку. Он видел, что Гай всем сердцем любит Айрис, — достаточно было посмотреть, как тот обнимал девочку на дне ее рождения. Да и вел себя Гай так потому — это Люку было ясно, — что очень боялся потерять ее вместе с Мэдди. Это не оправдывало его — ничто не могло оправдать, — но Люк был бы бесчеловечен, если бы не понимал этого.
И вот теперь они собираются отнять у него и этого ребенка.
— Мы не исчезнем просто так, — сказал он. — Айрис захочет видеться с ним, писать, — с этим Люк давно смирился. — Нам придется вернуться, чтобы навестить твою маму…
— Я не знаю, — рассеянно ответила Мэдди, — я намерена посадить ее на корабль.
— Ты постоянно так говоришь.
Мэдди глубоко вздохнула и прижалась к нему. Люк коснулся щекой ее волос и стиснул ее в объятиях.
— Всё ведь будет хорошо? — спросила она.
— Должно быть, — ответил Люк.
— Он хороший человек, — сказала Мэдди. — Мне хочется верить, что он все сделает правильно.
В это же хотелось верить и Люку.
— Мы всё равно справимся, — убежденно добавила она. — Даже если он откажется аннулировать брак. У нас есть дом, семья. Тебя ждет твоя работа… — Мэдди не договорила и подняла взгляд на Люка.
Он видел вопрос в ее глазах.
— Никто не заберет у меня мою работу, — заверил он ее, надеясь, что прав. — Нуждаться мы не будем. Никто нас не осудит.
Мэдди медленно кивнула.
Осудят, конечно, и многие. Они оба это знали.
Но она сказала:
— Мы будем вместе. Мы уедем в Англию вместе с Айрис.
— Мы это сделаем, — эхом повторил Люк. — Нас не остановить никому.
— Ты абсолютно точно можешь положить этому конец, — заверил Гая адвокат, его старый школьный приятель по имени Генри Парсонс. Он хоть и не был близким другом Гая, но знакомство позволяло приехать к нему домой даже в столь поздний час.
Парсонс оказался очень полезен месяц назад, когда Люк только появился, — просмотрев документы, он заверил Гая, что его брак с Мэдди является действительным и что только он вправе прервать его путем аннулирования или развода.
— Она не имеет права подать на тебя в суд, — сказал адвокат, — если только ты не дашь ей повода тем, что, к примеру, изнасилуешь другую женщину или совершишь инцест.
— Ну, такого я вытворять не собираюсь! — воскликнул пораженный цинизмом приятеля Гай.
Парсонс засмеялся, будто это была остроумнейшая шутка.
Нынче вечером он был так же расслаблен, как и в прошлый раз, потягивал свой виски и говорил Гаю, что ему не о чем беспокоиться. Совсем. Потому что суды абсолютно точно признают его право считаться отцом этого ребенка. Ведь это он является мужем Мэдди, и никто другой.
— Мы можем получить постановление суда, по которому Мэдди не сможет покинуть Индию, будучи беременной, — предложил он. — Как отец ребенка ты юридически являешься его опекуном. И ты безо всяких вопросов сможешь получить над ним полную опеку, как только он родится.
