— Не в этот раз, — покачала головой Мэдди, касаясь ее руки. — Я чувствую, что пропустила уже слишком много поездок.
— Да ты совсем зеленая! — озабоченно воскликнула Делла.
— Это правда, Мэдди, дорогуша, — согласился Питер. — Вот тебе еще лайм, это должно помочь.
Было тяжело, очень тяжело расставаться с дорогими людьми. Печаль немного скрашивало обещание Мэдди приехать в Бомбей как-нибудь зимой, когда будет попрохладнее. А Гай должен был отправиться в Англию. Впереди ждали новые встречи, новые места и новые детские игры. Айрис не в последний раз видела своих друзей или айю (которая успела перебраться к Делле и Джеффу, чтобы помогать сеять разумное, доброе, вечное в Эмили), Суйю, повара, Ахмеда и всех, кого любила.
Прощаться с бабушкой и вовсе не пришлось.
Об этом позаботилась Мэдди.
Люк дожидался их с Айрис на палубе у правого борта, а совсем рядом, почти за его спиной находилась каюта, в которой уже разместилась Элис. Ричард поговорил с капитаном — одним из своих старых друзей (у него было много друзей), и тот проводил ее на борт утром через свой личный вход еще до того, как пустили остальных пассажиров. Элис оберегали и поддерживали все: Мэдди, Айрис, Питер, Делла, девочки. С момента, когда всё было решено, Ричард не оставлял ее одну. Он тоже отправлялся в Англию, но ненадолго. Ему нужно было вернуться, чтобы уладить дела перед уходом на пенсию.
«Я не смогу отправиться в плавание без тебя», — сказала ему Элис.
Мэдди и Айрис пришлось на часок отлучиться на прощальную встречу с Гаем — он намеревался угостить напоследок Айрис мороженым в «Си Лаундже». И Мэдди отправилась туда, сжимая в руках мешочек с имбирным печеньем, которое, по замыслу повара, должно было избавить ее от тошноты. Люк надеялся, что повар был прав.
А теперь они возвращались: протискивались, держась за руки, сквозь шумную толпу носильщиков и кули, лавировали между группами британцев и местных, до краев заполнивших набережную. Люк наклонился вперед, держась за теплые просоленные перила, и принялся выглядывать их среди всего этого пестрого народа, опасаясь, что Айрис будет расстроена из-за расставания с Гаем. Люк думал, что будут слезы, сопротивление. Но, к его радости, дочь, заливаясь веселым смехом, бежала за Мэдди к трапу. Его маленькая девочка с ножкой цвета сепии смеялась, устремляясь к нему.
— Я вас вижу! — крикнул Люк, привлекая внимание жены и дочери. И их ярко-голубые глаза одновременно посмотрели на него.
Айрис помахала.
Он помахал ей в ответ.
— Мы здесь, — воскликнула Мэдди, — мы едем домой!
Когда ее слова, ее несказанно прекрасные слова достигли ушей Люка, он почувствовал, как его горло сжалось от радости и невероятного воодушевления.
Счастье переполняло его так, что он едва мог дышать.
Эпилог
Дом престарелых «Высокие вязы», Англия, октябрь 1976 года
Письмо Люка к Мэдди
Сегодня я вспомнил, какой нынче год. Теперь я знаю, что уже два года живу в этом месте, которое находится всего в миле от нашего старого дома у реки. Однажды он стал таким населенным, что мы даже поговаривали о переезде, хотя всегда знали, что никогда и ни за что не сможем заставить себя это сделать.
Я сам решил отправиться сюда, в «Высокие вязы», после того, как ты ушла. Я не мог позволить себе быть обузой кому-то из наших детей, хотя они и настаивали. Они часто меня навещают — гораздо чаще, чем моя своенравная память может зачесть им, — и это всё, что мне от них нужно.
Им очень обидно, когда я перестаю их узнавать.
Теперь я забываю очень многое. Наше с тобой время потихоньку ускользает от меня. И в этом помешательстве, в панике, что никогда тебя не найду, я написал тебе множество писем, не меньше, чем когда тысячи воспоминаний о нашей с тобой жизни, начавшейся с того, что мы вновь обрели друг друга, были при мне.
Эти письма — письма нашей жизни — я храню. Они лежат стопкой рядом со мной. Некоторые — просто заметки, нацарапанные наспех, другие длиннее. Всё это здесь.
Наша свадьба на первое морозное Рождество после возвращения из Бомбея, в маленькой, залитой светом свечей церквушке в конце нашей улицы. Ты была глубоко беременна и клялась, что совсем не собираешься еще раз проходить через это. Встретившись со мной у алтаря, ты смеялась, а я сказал тебе, как ты прекрасно выглядишь. «Это так, — сказал я тогда, — вы должны мне поверить, мисс Брайт». Оуэн родился всего через неделю после свадьбы, поставив нас в тупик тем, что был похож только на тебя, и требовал, чтобы его любили — а его будут любить всегда — с той самой секунды, как открылись его темно-голубые глаза.
Меньше чем через два года у нас появились близнецы, Бен и Уилл, и устроили нам самое бессонное лето. Даже Айрис спросила, нельзя ли отправить их обратно. Она, конечно, хотела сестренку. Но весной 1926 года родился Джейкоб, уничтоживший ее последнюю надежду.
Однако она не держала на него зла. Как можно было иметь что-нибудь против такого ребенка? Она с ним так носилась! Да мы все с ним носились. Так и вижу, как он, заливаясь смехом и размахивая ручками, бежит по саду за мячом, стараясь догнать братьев и сестру — «подождите, подождите», — усердно работает ножками.
Те годы, когда они были еще маленькие, были восхитительны. Каждое лето в жару все пятеро носились вверх и вниз по лужайке, то залезая в речку, то вылезая. Наши прогулки в парке, салют в студеном небе (чего бы только я не отдал, чтобы еще раз посмотреть его, обнимая тебя), дни рождения и рождественские встречи с нашими родителями, Эди, Гаем, Питером и Деллой, которых мы навестили в Индии всего раз, а потом они приехали сюда. И конечно, Эмма. Эмма приезжала к нам на свадьбу вместе с Эрнестом и Арнольдом, а потом на крестины Оуэна, и еще раз просто потому, что оказалась в наших краях, и так далее, пока ей не посчастливилось устроиться на работу в местную больницу. Ты тогда сказала ей, что не стоит отказываться от работы, и заодно попросила стать крестной Уилла. С тех пор она не пропустила ни одного дня рождения или Рождества с нами.
Но все это пролетело так быстро. Мы с тобой удивлялись, как это дни, которые иногда казались такими длинными, вдруг превратились в годы и пронеслись в мгновенье ока. Однажды утром мы повели Айрис в первый раз в новую школу, что возле колледжа Сомервиль. Она сильно волновалась, отправляясь туда в новом дафлкоте
[22], на котором ты настояла, и очень старалась выглядеть спокойной.
А потом, позже, Айрис ужасно сердилась на братьев из-за того, что они шумели, когда мы все провожали ее в комнатушку, где нам так не хотелось ее оставлять. Джейкоб, которому было всего восемь, выбежал за своим мячом на двор и примчался обратно, как заяц, с вытаращенными от страха и смеха глазами, потому что его отчитал дежурный.
