— О, врачом, — уважительно произнесла Мэдди. — Теперь я чувствую себя еще никчемнее из-за того, что я никто.
— Ты не никто, — воспротивился Люк.
Потом, попрощавшись с Деллой и Питером, они оставили машину у подножия Малабарского холма и, держась за руки, медленно пошли вверх, просто чтобы еще немного побыть наедине. Мэдди рассказывала об Оксфорде и призналась, что, пока она жила в деревне с Эди и Фитцем, ее грела мысль, что там выросла ее мама.
— Наверное, это помогало мне чувствовать себя ближе к ней.
— А ее родители до сих пор живут там?
— Нет, — ответила Мэдди. — Они умерли, когда я была еще маленькой. Я едва знала их. Эди знала. Она рассказывала, что они всегда были очень строги с мамой.
— Эди с Элис дружили?
— Тесно дружили когда-то. Эди говорила, что они отдалились друг от друга после школы. Я уверена, что не просто так.
— Об этом ты тоже не спрашивала у мамы?
— Неужели ты сам не понимаешь?
Люк улыбнулся.
— А твой отец тогда уже знал маму?
— Нет, он работал здесь. Эди говорила, что он приехал в отпуск домой, когда ей и маме было по восемнадцать, и по уши влюбился, но мама и слышать ничего не желала об этом. И только через три года, когда он снова приехал, она согласилась выйти за него замуж.
— А потом и ты подоспела.
— Ну как видишь.
— Что ж, хвала Господу за то, что Элис согласилась, — сказал Люк, замедлил шаг и притянул Мэдди к себе. Лицо его было серьезно, темные глаза внимательно изучали ее лицо. Он коснулся рукой щеки Мэдди, а она повернула голову, прижала его ладонь к своим губам и услышала, как он сделал вдох. Люк склонился к ней ближе: снова поцелуй. Мэдди хотелось, чтобы ему не было конца.
Одна неделя сменялась другой, и каждая последующая проходила быстрее предыдущей. Влюбленные снова побывали в ресторане на крыше, в других индийских заведениях, и время от времени случалось так, что к ним присоединялись Питер и Делла. («Листья вместо тарелок, — удивился Питер. — Как забавно!» — «Да тихо ты!» — шикнула на брата Делла.) Их компания в основном и ограничивалась этой парочкой. Вместе они засиживались в укромных ресторанчиках, прятавшихся среди манговых деревьев и плюмерий, оставляя Элдисам и остальным знакомым множество поводов для досужих разговоров. «Их всех там в клубе просто распирает, — поделилась как-то Делла, — но они, конечно, сразу затихают, как только где-то поблизости появляются твои родители. Ты бы их послушала, Мэдди».
По выходным Люк гостил на вилле, упорно стараясь разговорить Элис, беседовал с ней о Бомбее, о том, как тот разрастается, о шуме, про который легко забываешь, уехав в другое место, интересовался, не собирается ли кто-нибудь спасти того несчастного павлина от детей-мучителей.
— Я спасу, — вызвалась Мэдди, направляясь к тому месту, где Суйя стояла между братом и сестрой, расставив свои маленькие ножки, и держала за хвост вопящего павлина. — Суйя! Суйя…
— Суйя, — прокричал Ричард, идя вслед за дочерью, — что плохого сделала тебе эта птица?
Девочка не ответила. Она продолжала тянуть павлиньи перья, при этом ее ангельское личико напряглось от усилий, а птица кричала и била крыльями.
— Перестань, — призвала девочку Мэдди.
— Хватит, — крикнул Люк с веранды, полусмеясь-полусердито.
Суйя послала ему в ответ лучезарную улыбку. Подбиваемая братом и сестрой, она дернула перо в последний раз и как раз в тот момент, когда Мэдди с Ричардом подошли к ней, победно гикнула, выпустив насмерть перепуганную птицу, и подняла раздобытое перо.
— Господи Иисусе! — пробормотал Ричард.
В другие дни Мэдди с Люком ездили гулять в Висячие сады на вершине холма. Они бродили среди ухоженных лужаек, над которыми порхали бабочки. В небе кружили птицы — в том числе грифы, — привлеченные мертвыми телами, которые члены общины парсов оставляли им на растерзание на своих башнях молчания, располагавшихся поблизости.
— Не может быть, — ужаснулась Мэдди, когда Люк рассказал ей об этой традиции.
— Может, — сказал Люк, рассмеявшись ей прямо в лицо.
— Теперь я ни о чем другом и думать не смогу, когда буду приезжать сюда.
— Так не пойдет. Дай-ка соображу, чем бы тебя отвлечь.
Они останавливались переброситься парой слов со знакомыми, которых случайно встречали («Боже правый! — воскликнул загорелый моряк. — Мэдди. Вас теперь нечасто увидишь. Какая честь!»), сидели в тени пальм, держась за руки и глядя в морскую даль и на простирающийся у их ног город. Голова Мэдди покоилась на плече Люка.
«Не хочу, чтобы это заканчивалось, — думала она. — Пожалуйста, пусть так и будет».
Они еще раз побывали на пляже, с которого отправлялись в свое первое плаванье, и устроили там пикник, о котором спрашивала Мэдди в тот день. Она попросила повара собрать продукты, стараясь очаровать его новыми познаниями в хиндустани, которому ее немного обучил Люк по ее же просьбе. «Может быть, вы теперь скажете по-английски? — попросил повар. — Так, чтобы я понял». Местные рыбаки были на своих местах, растянувшись вдоль берега. Люк заплатил им за свежих луцианов, которых собирался приготовить в дополнение к принесенному салату с рисом, шафраном и томатами. А потом до слез рассмешил Мэдди, пытаясь разжечь огонь, чтобы запечь рыбу. Его попытка безнадежно провалилась, и она, порывшись в сумочке, извлекла оттуда те самые спички, которые Люк прислал ей после встречи Нового года и которые она все это время хранила.
Люк сузил глаза.
— Неужели ты не знала, что они у тебя с собой? — спросил он.
— Я забыла, — ответила Мэдди, продолжая смеяться. — Клянусь. Не сжигай слишком много. Я хочу сохранить их.
— Теперь я обойдусь всего одной, — проговорил Люк, снова опускаясь коленями на песок.
Поскольку апрель подходил к концу и близился май, а из Англии не поступало распоряжений о его возвращении, Люк перебрался из отеля «Тадж Махал» в частную квартиру у моря, недалеко от порта. Мэдди он сказал, что стремится к уединению и хочет быть уверен, что в вестибюле ему не придется сталкиваться со всеми Элдисами города. («Можно посочувствовать», — со вздохом сказал Ричард.) Мэдди не бывала в новом жилище Люка. Она боялась, что, если ее заметят на входе туда, это будет уже слишком даже для нее. Однако соблазн там побывать, несомненно, был. Теперь ей отчаянно хотелось проводить наедине с Люком больше времени, чем те мгновения, которые им удавалось прихватить до возвращения на виллу к полуночи, наступавшей всегда неумолимо быстро. С каждым разом им было все труднее оторваться друг от друга после поцелуя. Она могла поклясться, что Люку приходится прикладывать не меньше усилий, чем ей.
— Мэдди, — говорил Люк, — я не знаю, что ты со мной делаешь.
А она не знала, что он делает с ней.
Миновал май. Воздух стремительно теплел, подталкивая ртутный столбик все выше. Мэдди заставляла себя заснуть, пережидая самые жаркие часы до захода солнца. Все ее мысли в это время были только о Люке. Она гадала, мечется ли он без сна так же, как она, и представляла себе, каково было бы лежать рядом с ним.
